Книга Отомщенное сердце, страница 15 – Барбара Картленд

— Я уверена, так и будет, мсье, — ответила мадам Блан. — Мадемуазель может переночевать в комнате рядом с моей, поскольку моя дочь, обычно занимающая эту комнату, сейчас гостит у своих друзей.

— Очень признателен, мадам!

Мадам Блан отвела Надю наверх, поддерживая под руки, дала горячего питья, чтобы лучше спалось, и помогла ей раздеться.

Сердобольная женщина даже вскрикнула от ужаса, увидев, в каком состоянии платье Нади, которым ее «наградили» похитители.

Она пообещала, что завтра мадемуазель графиня получит самые прекрасные платья, какие только есть в Париже, разумеется, наряду с мантильями, шляпами, перчатками и всем прочим, что можно купить за такой короткий срок.

— Что я намерена сделать, мадемуазель графиня, — заявила мадам Блан твердым голосом практичного человека, — так это на заре отправиться без вас поискать что-нибудь вашего размера. Вы очень стройны, так что трудностей не предвидится. Потом, когда позавтракаете, кто-нибудь из подчиненных моего мужа проводит вас ко мне, и вы решите, придется ли вам по вкусу что-либо, приобретенное мною.

— Я уверена, мадам, все, что вы выберете для меня, окажется очаровательным! — ответила Надя.

На лице мадам Блан играла блаженная улыбка, и Надя поняла, что ни одна француженка не сможет воспротивиться искушению тратить деньги без счета, хотя бы ради другой женщины.

Надя и в самом деле совершенно выбилась из сил — как только голова коснулась подушки, она сразу уснула.

Мадам Блан вернулась в кабинет мужа, где тот все еще разговаривал с Уорреном.

— La pauvre petit est tres fatigued [5] — констатировала она.

— Я могу лишь надеяться, что завтрашнее путешествие не окажется для нее слишком тяжелым испытанием, — сказал Уоррен, — но мне необходимо попасть домой.

— Возможно, это срочное сообщение имеет касательство к вашей семье, — произнесла мадам Блан, — но мне не хотелось говорить об этом раньше.

— Что вы имеете в виду?

В ответ заботливая мадам Блан подала ему с конторки номер газеты «Тан» и указала на заметку внизу первой страницы.

Примерно такое сообщение и ожидал увидеть Уоррен, начав читать по-французски:

СМЕРТЬ ЗАСЛУЖЕННОГО

АНГЛИЙСКОГО ДВОРЯНИНА

Сегодня мы с глубоким прискорбием узнали о смерти маркиза Баквуда в его собственном доме в Оксфордшире…

Далее в газете сообщалось о том, каким важным лицом при королевском дворе был новопреставленный маркиз, а также о размерах его имущества и о визите во Францию для участия в открытии Всемирной выставки. Заметка заканчивалась словами:

Единственный сын маркиза недавно погиб в результате несчастного случая во время верховой прогулки. Наследником титуле является племянник маркиза мистер Уоррен Вуд, который уже несколько месяцев пребывает за границей и не знает о своем новом положении.

Адвокатами поместья предпринимаются все усилия для того, чтобы связаться с мистером Вудом.

Уоррен дочитал репортерский отчет, и, когда отложил газету, управляющий сказал:

— Мои соболезнования, мсье, но также и поздравления!

— Спасибо, — кивнул Уоррен. — Теперь вы понимаете, почему я как можно скорее должен ехать домой?

— Конечно, мсье, но, как сказала мадам, одежду невозможно приобрести, пока не откроются магазины.

— Нет, конечно, нет, — ответил Уоррен, — но одежда даже при этих обстоятельствах очень важна.

— Внезапно мадам Блан воскликнула:

— Не желаете ли, мсье, чтобы я купила все черное для мадемуазель графини?

Уоррен быстро прикинул в уме: девушка в трауре по своей матери.

В то же время могло несколько потускнеть впечатление от его приезда в Англию, если б Надя, как в свое время Магнолия, была ограничена строгими рамками траурных предписаний.

Уоррен покачал головой.

— Нет, мадемуазель, незачем пребывать в трауре, — ответил он. — Мы в родстве по линии моей матери, поэтому нет причин, чтобы скорбь по случаю смерти моего дяди затрагивала ее именно таким образом.

— Меня это радует! — возликовала мадам Блан. — Как я уже говорила моему мужу, в трауре мы все похожи на стаю черных ворон!

Уоррен улыбнулся.

Если в мире и есть страна, где женщина в трауре может выглядеть привлекательной и даже соблазнительной, так это Франция.

Скромная белая отделка черного платья, живая кожа, просвечивающая сквозь шифон или кружева, — все это сильно отличалось от тяжелого крепа, обилия черного цвета с гагатовым отблеском и мрачности английского траурного одеяния.

Но вслух он лишь сказал:

— Полагаю, мадам, вы сумеете сделать так, чтобы моя родственница выглядела такой же молодой и красивой, какой была до похищения этими бесчеловечными злодеями.

— Надеюсь, мсье, они получат по заслугам!

— Граф, ее отец, об этом позаботится, — заверил ее Уоррен. — Но для нас лучше всего покинуть эту страну, пока не произошло нечто скверное. Такие уж это люди! Если их планы по добыванию денег натолкнутся на противодействие, они становятся чрезвычайно опасны.

— Это правда, мсье, — согласилась мадам Блан. — Поэтому вы тем более должны сесть на второй по расписанию экспресс, как посоветовал мой муж.

— Все будет устроено, мсье, — вставил управляющий. — Отдельное купе в поезде, самая лучшая каюта на пароходе и курьер, который будет путешествовать с вами и позаботится обо всем.

— Благодарю вас! — немного склонил голову Уоррен.

Сейчас, когда он стоял у окна, все это показалось ему довольно забавным.

Нежданно-негаданно, как по мановению волшебной палочки, вся его жизнь изменилась.

Отныне в его распоряжении будут курьеры, камердинеры, лакеи, готовые тотчас исполнять его приказания, управляющие и служащие, которые помогали его дяде содержать имение.

Они будут заботиться о том, чтобы каждый его особняк функционировал подобно хорошо смазанной машине, чтобы не возникали поломки и сбои, могущие лишить его сна по ночам.

«Я удачлив, невероятно удачлив!» — думал он.

Он задернул шторы, спрятавшись от лунного света, и лег в постель.

В Дувре они сошли с парохода и сели в забронированный вагон поезда, следовавшего в Лондон.

Уоррен смотрел на Надю, и, хотя у нее был все еще утомленный вид, она казалась ему ослепительной красавицей.

Она предавалась благодатному сну в комфортабельной каюте, заказанной для них на пароходе, шедшем через Ла-Манш, пока он гулял по палубе, ощущая потребность в свежем воздухе, и упивался восхитительно спокойным морем, в котором отражались лучи заходящего солнца.