Книга Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями, страница 21 – Людвиг Андреас Фейербах

Примером атеизма, отрицающего существование Бога, но не Его свойства, является любой материализм, приписывающий материи хотя бы некоторые свойства Бога: автономию, неуничтожимость, всеобщность и т. д. В этом смысле, например, марксистско-ленинский материализм был метафизикой. Ведь это учение исходило из наличия у материи таких неотменимых свойств, чье существование невозможно доказать отдельными науками, но надо принять как исходную точку рассуждений.

Разум может быть признан и признается как нечто ограниченное только тогда, когда значение абсолютной истины приобретают чувственное наслаждение, религиозное чувство, эстетическое созерцание или нравственные убеждения. Непостижимость и неопределенность Бога становятся догматом лишь в том случае, если Бог, в качестве объекта, перестает возбуждать любознательность и человек начинает интересоваться только действительностью, приобретающей для него значение существенного, абсолютного, божественного объекта. Иногда такая суетная тенденция находится в противоречии с остатком религиозности, и эти пережитки религиозной совести заставляют человека извинять свое безбожие, свою суетность непостижимостью Бога.

Как мы видим, Фейербах усматривает в деизме не только познавательные, но и нравственные недостатки. Деизм подразумевает, что внимание человека слишком рассеяно на предметы окружающего мира. В результате он может серьезно относиться лишь к законам этого мира с его непременной суетой.

Он отрицает Бога практически своими поступками, потому что мирская суета поглощает все его чувства и мысли, но не отрицает его теоретически; он допускает существование Бога. Такое существование не стесняет его, это только отрицательное существование, противоречащее самому себе, это небытие, которое, по своему действию, ничем не отличается от бытия. Отрицание определенных положительных свойств Бога есть не что иное, как отрицание религии, сохраняющее вид религии и поэтому не считающееся атеизмом, но в действительности утонченный, лукавый атеизм. Мнимо религиозная боязнь приписать Богу определенные свойства объясняется атеистическим желанием забыть о Боге, выкинуть Его из головы.

Например, отрицая промысел Божий, мы отрицаем свободу Бога, которая когда-либо может Ему позволить осуществить промысел о людях, а следовательно, и существование Бога, потому что Он никак не может быть несвободным. Деист на это скажет, что он признает свободу Бога и чтит Его свободное решение самоустраниться после сотворения мира. А Фейербах на это ответит: в таком случае Бог для деиста уже не свободен, раз известен для его планов, подчинен им, а значит, Бога для него не существует.

Кто боится быть конечным, тот боится существовать. Все реально существующее определяется качественно. Кто действительно и серьезно верит в существование Бога, тот не задумывается даже над Его грубо чувственными свойствами. Кто не хочет быть грубым, не хочет, чтобы его существование кого-нибудь оскорбляло, тот должен отказаться от существования. Бог, полагающий, что определенность оскорбляет Его, не имеет достаточно мужества и силы, чтобы существовать. Качество – это огонь, жизнерадостность, соль существования. Существование вообще, без определенного качества, есть безвкусное существование; Бог и религия по содержанию тожественны. Религия и самое существование Бога становятся безвкусными, если человек теряет вкус к религии.

Вкус – это слово Фейербах употребляет в широком «гедонистическом» смысле: умение познавать чувственные стороны вещей, умение познавать качества не только с точки зрения их частной полезности, но и с точки зрения их общей полезности. Так, человек, лишенный вкуса к музыке, может использовать ее для своих частных целей, скажем, подбадривая себя бодрым ритмом, но не может определить, какая музыка имеет всеобщее значение как пример гармоничного самоощущения, важного для любого из нас.

Помимо этого прямого способа отрицания божественных свойств, есть другой, более утонченный. Человек признает свойства Бога ограниченными и, в частности, человеческими, но отвергает их отрицание и даже защищает их, потому что человеку необходимо иметь определенное представление о Боге, и в то же время он, как человек, не может иметь о Боге иного представления, кроме человеческого. По отношению к Богу, говорят такие люди, эти определения не имеют, конечно, значения, но все же нельзя представить себе Его иначе, как в качестве человеческого, или по крайней мере, человекоподобного существа.

Здесь Фейербах оспаривает религиозный эмпиризм – убеждение, что любые наши представления, в том числе религиозные, ограничены имеющимся опытом. Можно было бы опровергнуть его, сказав следующее: вера, доверие, убеждение тогда не имеют смысла вообще, потому что они никак не выводятся из предшествующего опыта или выводятся лишь частично, в то время, как даже человек, отрицающий всякую религиозную веру, не отрицает возможности иметь убеждения или доверять другому человеку или существующему положению дел. Обычно такой человек говорит, что опирается «на опыт и интуицию», при этом не двигаясь дальше в разборе строения опыта или интуиции.

Но такое различие между Богом действительным и Богом кажущимся противоречит единству религии и ни на чем не основано. Как я могу убедиться, что Бог в действительности не отвечает моему представлению о Нем; я считаю Его именно таким, каким я Его представляю. По-моему, те свойства, которые я Ему приписываю, и составляют Его сущность. Религиозный человек вполне довольствуется тем представлением, какое он имеет о Боге, и не допускает другого представления, потому что Бог кажется ему тем, чем Он вообще может казаться человеку.

Здесь философ отождествляет веру с «наивной верой», с принятием всех сложившихся представлений о Боге как уместных представлений о Нем, кроме тех, которые будут безнравственны. Далее он аргументирует это тем, что ненаивная вера, пытающаяся обозначить специфику Бога, является просто абстракцией и попыткой ухода человека от себя. На это ненаивный верующий возразил бы: само по себе положение человека не является окончательным, если он призван к невозможному, «Царствию Небесному», то уже нельзя говорить просто о каком-то уклонении от себя. Лучше говорить о стремлении к высшему.