
Онлайн книга «К вопросу о миражах»
— Ну, поведай, — устало проговорил Кудрин. — Это когда ты входишь в комнату, — начал Блинов, — а там, на кровати, лежит обнаженная красотка. Ты подходишь к ней, раздеваешься, сбрасываешь ее на пол — и… ложишься спать. Женя улыбнулся и, поднявшись со своего стула, стал собираться домой. — Может все-таки по маленькой, — жалобным голосом проговорил Блинов. — Да нет Саша, в другой раз, — ответил Кудрин и, попрощавшись, вышел из кабинета. На следующий день, не заходя к себе на работу, он отправился в Октябрьский РОВД. Женя быстро нашел кабинет майора Евсеева и, постучавшись, открыл дверь. — Да, заходите — сказал немолодой человек, сидящий за столом. — Лейтенант милиции Кудрин Евгений, — представился он майору и показал свое удостоверение личности. — А, помню, мне вчера вечером Паша Николаев звонил, — проговорил майор, — проходи лейтенант и присаживайся на стул, а я пока попрошу зайти нашего инспектора БХСС Николая Зайцева, он звонил в твое отделение милиции по поводу брошки. Через несколько минут в кабинет зашел молодой мужчина с широкими плечами и короткой стрижкой на голове. — Знакомьтесь, — сказал Евсеев, — капитан милиции Зайцев Николай, а этот молодой человек — лейтенант милиции Кудрин Евгений из Красногвардейского РОВД. Это по поводу брошки. Зайцев не спеша сел и неторопливо начал рассказывать. — Несколько дней назад нам поступила сводка-ориентировка о краже картины и брошки из квартиры на Коломенском проезде, — сказал он, — мы в сою очередь проинформировали своих доверенных лиц об этом. И вот вчера вечером, один из них сообщил, что днем к директору ювелирной мастерской на Ленинском проспекте, приходил человек и просил оценить брошку, очень похожую на ту, которая была на рисунке ориентировки. — Вот как! — вырвалось у Кудрина, — а каким образом он увидел ту брошку, он что, на потолке сидел? Зайцев удивленно посмотрел на Женю и грубо ответил: «Тебе что, это очень важно, он случайно находился за стеллажом в этом помещении и успел рассмотреть эту брошку. Кстати, директор сам его попросил разобрать тот стеллаж, а потом просто забыл про моего человека. Он просил оценить эту брошку, но продавать не хотел. Директор ничего не сказал, а только попросил разговор продолжить на улице, после чего они вышли из мастерской. — Понял, — ответил Кудрин, — извините меня товарищ капитан за несдержанность. — Да ладно, — примирительно проговорил Зайцев. — Молодой еще парень, — сказал молчавший Евсеев, — но ничего, опыт приходит с годами, а вот то, что он попросил извинения за свою горячность — похвально, не каждому дано преступить через свою гордыню и извиниться. — Да забыли уже, — проговорил Зайцев, — я думаю, что надо сейчас посетить директора ювелирной мастерской и узнать, кто принес ему брошку. — А кто этот директор ювелирной мастерской? — спросил Женя. — Это некий Лайман Борис Моисеевич, — ответил Зайцев, — старый хитрый ювелир, который работает в этой мастерской еще с довоенных лет. Он несколько раз фигурировал в уголовных делах по хищению драгметаллов, но всякий раз выходил сухим из воды. — Крутой дядя! — воскликнул Женя. — Не то слово, — ответил Зайцев. — А Вы, товарищ капитан, не раскроете с нашим приходом своего человека? — спросил Кудрин. — Правильные вопросы задает лейтенант, — с улыбкой сказал Евсеев. — Да нет, когда директор с тем мужиком вышли на улицу, мой человек незаметно вышел оттуда. А потом, мы просто покажем Лайману рисунок и посмотрим на его реакцию; мой приход, по его разумению, ничего хорошего для него не сулит. Вот Лайман и будет в своей голове, как на весах взвешивать, говорить правду или молчать. У меня кое-что есть, что сказать ему, думаю, он будет сговорчив. Через несколько минут они уже шагали по Ленинскому проспекту в направлении ювелирной мастерской. Минут через двадцать они подошли к жилому дому, на первом этаже которого красовалась вывеска «Ювелирная мастерская». Они зашли в небольшую комнату, в центре которой стоял стол, на котором восседал грузный полный мужчина. — Добрый день, — сказал Зайцев, — мы к Борису Моисеевичу. — А Вы что, с ним договаривались? — спросил он. — Он всегда рад видеть меня, — ответил капитан, показывая свое удостоверение личности. — А, это меняет дело, — проговорил мужчина, — Вам тогда в последнюю комнату по коридору. Постучавшись, они зашли туда; за столом сидел человек и что-то писал. — Доброго здоровья Борис Моисеевич, — протяжно проговорил Зайцев. — И Вам не хворать, — ответил он, вставая со своего кресла. Женя с интересом посмотрел на него; это был пожилой мужчина с роскошным профилем: густыми вьющимися седыми волосами, ухоженной белой бородой и атлетическим строением без выраженных возрастных изменений. Одет он был в стильный темно-синий костюм, накрахмаленную белую рубашку и бабочку синего цвета. — Что Вас привело ко мне? — спросил он, указывая рукой на стулья, стоящие у стола. — Как Ваше самочувствие Борис Моисеевич? — вопросом на вопрос проговорил Зайцев. — Но ведь Вы не за этим сюда пожаловали? — спросил ювелир, — и я скажу, что здоровье мое в полном порядке. — Ну, вот и хорошо, — проговорил капитан, — тут недавно ко мне ворона на хвосте принесла, что некому ювелиру из Якутска левые «камушки» подкинули. Вы случайно не в курсе, какому такому ювелиру так повезло? Лайман на секунду опешил, на лбу у него выступил пот, а прищуренный взгляд выдал некую обеспокоенность, которую он постарался скрыть, скосив глаза вниз. — Не могу знать, у меня в мастерской полный порядок в отчетности, — скороговоркой ответил Лайман, — могу показать все документы. — Верю, Борис Михайлович, — ответил Зайцев, — я ведь только вслух высказал то, что мне прошептала на ухо ворона, а насчет Вас я ничего не знаю, Вы — уважаемый человек в районе. Наступило молчание. Ювелир старался не смотреть в сторону пришедших работников милиции, а уставился в окно, нервно теребя пальцами мочку правого уха. — Так и зачем Вы все-таки приходили? — переспросил он. — Да, чуть не забыл, — проговорил капитан, — посмотрите на этот рисунок. Женя вынул из кармана листок бумаги, на котором была нарисована брошка-балеринка, и протянул его ювелиру. — Вам не приносили ее на продажу? — спросил Зайцев. Ювелир взял листок бумаги и стал внимательно рассматривать рисунок; он смотрел на него минут пять, потом взгляд его переместился на капитана, затем на Кудрина. Еще несколько минут Лайман рассматривал рисунок, потом передал его Кудрину. |