Книга Высшая каста, страница 50 – Иван Миронов

– Вспомнил анекдот, – снова загудел Конев. – Турок и серб поспорили, кто за что воюет. Турок говорит, мы воюем, чтобы грабить. Нам нужна богатая добыча. А серб ему: мы воюем за честь и славу. Турок в ответ: каждый воюет за то, чего у него нет, – и загоготал первым, но, увидав входящего Берию, вскочил и кинулся встречать.

Командующий Прикарпатским округом Иван Степанович Конев одновременно занимал и должность заместителя военного министра. Бывший большевистский каратель, яростно зарекомендовавший себя участием в продразверстке и потоплении в крови Кронштадтского мятежа, Иван Степанович на посту командующего Западным фронтом оказался лично виновным в Вяземской катастрофе 41 года, когда Красная Армия потеряла пленными и убитыми семьсот тысяч солдат и офицеров. Комиссия, расследовавшая причины поражения, предлагала Сталину отдать Конева под трибунал. Заступничество Берии и Жукова не только спасло Коневу жизнь, но и сохранило его в строю, что стоило нашим войскам еще нескольких крупных поражений.

Преданность военачальника являлась для Берии главным мерилом эффективности. Он верил, что спасенный им маршал не постоит за благодарностью. Не пройдет и года после описываемых событий, как Иван Степанович сполна отплатит своему покровителю, возглавив трибунал над Берией и приговорив его к расстрелу. А в 1957 году Конев станет главным разоблачителем «авантюриста» и «несостоятельного деятеля» Георгия Жукова, утратившего доверие партии.

– Замечательный ствол. – С подобострастной завистью Конев взял в руки подарок Берии.

– Да, уж ты знаешь толк в антиквариате, – засмеялся Берия, похлопав Конева по плечу. – Наш главный искусствовед!

Лаврентий Павлович бесцеремонно забрал у Конева ружье и вернул его имениннику.

– В 45 году наш Степаныч, – Берия присел за стол, – вместе с адъютантом и переводчиком заявляется в хранилище Дрезденской галереи подобрать для дачи «картинки». Привели смотрительницу – старую немку. Она и спрашивает дрожащим голосом через переводчика, мол, живопись какой школы предпочитает херр маршал. «Я люблю, чтобы были бабы и кони», – отвечает ей Конев. А переводчик не растерялся и говорит: «Товарищ маршал предпочитает фламандскую школу».

– Все это ерунда! – перебивая грохнувший смех, отмахнулся Конев.

– Я тоже слышал этот анекдот. – К маршалам с фужером водки наперевес бочком въехал невзрачный генерал-лейтенант Павел Батицкий, заместитель Главкома ВВС. Он выглядел гораздо старше своих сорока двух лет. Ежиковидная стрижка, задумчивый жабий рот и большие глаза унылого филина.

– Здравия желаю, Лаврентий Павлович. – В почтительном кивке Батицкий прижал подбородок к груди. – Как ваше здоровье?

– Ничего, Паша. Силы нас не покидают.

– И удача тоже, – Жуков хлопнул водки.

– Нормальный парень этот твой Батицкий? – поинтересовался Берия, отведя в сторону именинника.

– Можно доверять. Ненавидит Василевского, считает, что обошли его со звездой Героя, да и маршала он давно заслужил. Встанет рядом с сильным, но, как только тот оступится, ну, ты понимаешь, – Жуков нервно дернул головой.

– Видишь ли, Георгий, скоро все начнет меняться. Грядет решительное время.

– Лаврентий, большинство, кого ты видишь здесь, как бы помягче сказать, не совсем согласные… – Жуков откашлялся.

– Это ты мне рассказываешь, Жора? Да когда на тебя зуб точили, на меня шинель строчили. Кстати, где твоя машинистка? – подмигнул Берия, желая ослабить трудный разговор.

– А зачем она здесь? – хмыкнул маршал. – К чему лишние уши?

– Красивые такие ушки, – причмокнул Берия, как вдруг по зале из патефона разлилась Русланова своими «Валенками». Все замолчали, устремив испуганные глаза в сторону нарушителя пьяных восторгов.

Возле патефона, пошатываясь, командовал Василий Сталин. Победоносно оглядев недоумевающих перепуганных гостей и чувственно икнув, он громко изрек:

– А! Обосрались! Пусть Лидка поет. Хорошо же поет, сучка лагерная!

Жуков густо покраснел и дернулся к патефону, но Берия перехватил его за руку.

– Пусть играет. С тебя взятки гладки. Это Васька куражится, скандала хочет. Через полчаса или уйдет, или отключится. Зря позвал.

– Попробуй не позвать, – огрызнулся Жуков. – Он сам явится без спросу.

После ареста в январе 1949 года Лидии Руслановой вместе с супругом генералом Крюковым, у которых изъяли умопомрачительную коллекцию бриллиантов и уникальное собрание живописи, которому позавидовал бы любой музей, Комитет по делам искусств СССР наложил запрет на трансляцию песен прославленной певицы. Крутить пластинки в коммуналках, может, и не возбранялось, но для ответственных работников это был антипартийный моветон.

– Послушай, Георгий, а чего ты стену ободрал? – Берия ткнул в голую зеленую штукатурку над резного мрамора камином. – Здесь же у тебя висел великолепный немецкий гобелен шестнадцатого века. «Тысяча цветов», если не ошибаюсь. Таких на всю Германию по пальцам перечесть.

– Завистников много, а красота нынче не в моде. Зачем собак дразнить.

– Брось, сейчас другие времена. Ты можешь свезти к себе на дачу хоть все немецкие сокровища, но сорвут с тебя погоны или отправят каналы рыть за то, что просто надоел Хозяину. Лично я не против роскоши, разве ты ее не заслужил? А благодаря Ваське, по сравнению с которым ты скромная гимназистка, вы можете и дальше есть икру с золота. Так что возвращай на место свой потсдамский гобелен. Это же красиво!

– Теперь уж, когда в Москву переберусь, – тяжело вздохнул Жуков.

– Надо же, маршала Победы отправить в командующие Уральским округом. Что, и Василевский не может похлопотать? Как-никак, общих внучек нянчите. Сваты, хоть и бывшие. Вы же с ним ровесники. Но он министр, а ты… Видишь, Георгий, как повернулось.

– Ты же знаешь, не его это компетенция, а во-вторых… – Жуков учинил недовольную гримасу и осекся.

– Он просто видит в тебе конкурента. Если сам Хозяин в свое время ревновал, что ж ты хочешь от Василевского. Жора, я уверен, что лучше тебя военного министра не найти. Но Кобе легче успокоиться на серости, чем возвышать талантливых и авторитетных мужиков. Ты же знаешь, я всегда говорил Кобе правду, за что не раз получал по шапке. Но сейчас ему не нужна правда, ему нужны покой и старческие радости. Боюсь, враги могут попытаться воспользоваться его состоянием или скоропостижной кончиной.

– Уверен, что Иосиф Виссарионович еще всех нас переживет, – жарко вздохнул Жуков, оглядевшись по сторонам.

– Жора, запомни, если сольют меня, ты уже Уральским округом не отделаешься. Я не агитирую тебя за переворот, просто хочу спасти страну, если кто-то решит захватить власть. Ты прощупай настроения, у кого какие обиды, страхи, надежды. Они все понимают, что твое удаление от двора – явление временное. Мы тебя в октябре в члены ЦК избрали, и народец на поклоны вновь потянулся. Мы все в тебя верим, Жора! Кстати, а Булганин где?