Онлайн книга «Феликс и Незримый источник и другие истории»
|
Он спросил у меня, каким банкоматом можно воспользоваться, и я отвел его к нужному. Двадцать минут спустя он вручил мадам Симоне толстую пачку денег со словами: – Спасибо вам за поддержку, мадам Симона. Мы рассчитываем на вас. «Мы»? Это значит, Сент-Эспри и я? Он то и дело объединял нас в своих высказываниях. И хотя я тем вечером главным образом переживал за Маму, меня это дико злило, и чем дальше, тем больше… Когда мадам Симона ушла, мадемуазель Тран спросила у Сент-Эспри: – А где вы будете ночевать? Я чуть было не предложил ему диванчик, так недавно покинутый дядюшкой Бамбой. – О, не беспокойтесь, я забронировал номер в ближайшей гостинице. И мадемуазель Тран шепнула мне на ухо: – Настоящий джентльмен! Он даже не пытается воспользоваться ситуацией… – Сю-сю-сю! – буркнул я, высмеивая слащавый тон мадемуазель Тран. Ух, до чего же меня раздражал этот человек, который нравился всем на свете, кроме меня! И что только моя мать нашла в этом субъекте?! У него было все! На следующее утро, едва мы расположились у стойки, мадам Симона вручила Сент-Эспри лист бумаги – заверение, подписанное всей пятеркой подрядчиков, в том, что они никогда не будут подавать жалобу на вред, нанесенный их здоровью владелицей «На работе» в день, когда они посетили ее кафе. Сент-Эспри поблагодарил ее, аккуратнейшим образом сложил листок и спрятал его во внутренний карман пиджака, идеально подходивший по размеру. – Уф! – выдохнул он. – Я на него потратил почти все мои сбережения. И он мне улыбнулся. Я ответил ему гримасой, означавшей улыбку. – Что же вы намерены делать дальше? – осведомилась мадам Симона. Я испепелил ее яростным взглядом. С какой стати она обращается к нему?! Он что – стал владельцем кафе за одну эту ночь? Полновластным хозяином? Высшей инстанцией? Или, может, мне снится страшный сон? – Я хочу провести два-три дня около Фату, чтобы разобраться в ее состоянии, а дальше мы решим, – ответил он, повернувшись ко мне. Я метнул на него мрачный взгляд, и он обеспокоенно спросил: – Ты сомневаешься, Феликс? – Мы уже испробовали и докторов и колдунов. Что же нам остается? – Психология. Мы все изумленно воззрились на него. Такого термина в нашем кафе еще не слыхивали. Под шум общего разговора я тихонько пробрался к Роберу Ларуссу и присел рядом с ним на банкетку. – Что это за штука такая – психология? – Я еще не дошел до буквы «П», – плаксиво признался он. – Ну так давайте посмотрим в словаре. – Нет, это не по мне… я так не могу… – Чего не можете? – Нарушать свою программу. – Вот что: давайте скажем, что я сам прочел это в словаре, а не вы. – Ну, тогда ладно. И он протянул мне свой драгоценный том. Перелистав его, я остановился на странице 2037: – «Психология – наука, изучающая возникновение мыслительной деятельности человека, 1588. Научное исследование феноменов разума и мыслительной деятельности, характерных для некоторых живых существ, как то: высших млекопитающих и людей, которые обладают сознанием собственного существования». – Впечатляюще! – прокомментировал Робер Ларусс, кусая губы. – Или вот еще определение номер два: «Эмпирическое, спонтанное знание чувств другого человека, помогающее понять и предвидеть его поведение». – А это совсем уж потрясающе! Твой отец меня просто поразил… Я оторвался от словаря: – Что такое «эмпирическое знание»? Робер Ларусс прикрыл глаза и, очень довольный тем, что может ответить, не прибегая к словарю, выдал мне определение: – Это все равно что инстинктивное. Иными словами, знание, почерпнутое из общепринятого опыта, в котором нет ничего рационального и которое не опирается на научные медицинские данные. Людей, использующих такие знания, обычно называют шарлатанами или знахарями. При последних словах он почувствовал, что дал маху, и пристыженно заморгал: – Ох, извини, я очень сожалею… – А уж как я-то сожалею… Неужто нам грозит новый парад целителей-самозванцев? Мы ведь еще не пробовали втыкать иголки в кукол, зарывать ночью в полнолуние луковицы, колдовать на молоке… Но тут подошел Сент-Эспри и, нагнувшись, внимательно оглядел меня. Казалось, его переполняет счастье. – Мадам Симона, мадемуазель Тран… – Да? – отозвались они хором, заранее готовые согласиться с любыми его словами. – Ведь это видно, не правда ли, сударыни, это видно? – Что видно? – переспросили они все так же дружно. – Что мы любили друг друга, Фату и я. – И, распрямившись, он указал на меня: – Взгляните: разве в чертах Феликса не запечатлелись счастье и радость детей, зачатых в любви? Его лицо сияет райским блаженством. Растроганные мадам Симона и мадемуазель Тран со слезами на глазах любовались моим родителем и мной. Что касается Мамы, то она откупоривала новую бутылку жавелевой воды, и мысли ее витали где-то очень-очень далеко. Сент-Эспри опустился передо мной на колени: – Мы с твоей матерью обожали друг друга. Обожали! И никто не смог заменить ее в моем сердце. Она чуть не разбила его, когда сбежала от меня вместе с тобой. Мне очень хотелось возразить, что от матери я такой версии не слышал, но я смолчал, вспомнив любимую присказку мадам Симоны: каждый человек нуждается хотя бы в маленькой иллюзии, чтобы выжить. Поэтому я ограничился ехидным вопросом: – Так, значит, ты доволен, что она больна, да или нет? Моему родителю понадобилось три дня, чтобы изучить Мамину болезнь. Завершив свои наблюдения, он торжественно назначил нам встречу в кафе «На работе» к концу дня. Мама присутствовала на ней в числе всех прочих, присев на корточки в туалете, со шваброй в руке. Сент-Эспри сел за стол, скрестил свои длинные ноги и объявил: – Я понял! Мы все – мадам Симона, мадемуазель Тран, Робер Ларусс, господин Софронидес и я – окружали его подобно ученикам, готовым внимать словам пророка. Он указал на бутылку моющего средства, водруженную на стойку, и выдал нам свое заключение: – Жавелевая вода! – Что-что? – Фату страдает синдромом жавеля. Этот диагноз был встречен недоуменным молчанием: мы не улавливали его смысл, но он так сбил нас с толку, что мы поневоле стали слушать внимательнее. А Сент-Эспри помассировал свои тонкие запястья и продолжил: |