Онлайн книга «Сова плавает баттерфляем»
|
– Илюша, сделай-ка чаю. Нам с Павлом надо поговорить, – выдала Катька, разговаривая со своим отражением в зеркале, одновременно стирая обслюнявленным пальцем размазавшуюся под глазом тушь. Илья скрылся на кухне. Собака же предпочла остаться, улеглась в сторонке и внимательно следила за недовольной гостьей. Катька брезгливо поморщилась, когда Барт в очередной раз высунул синеватый язык, потом демонстративно поджала губы, прижала к себе руки и, опасливо косясь на пса, прошествовала в гостиную в тапках Илюхиной мамы. Ничего хорошего её визит Паше не предвещал. Он сделал два шага в гостиную и остановился, подперев спиной шкаф и скрестив руки на груди. А он-то, наивный, поверил, что Катька так быстро от него отстанет. Илья занимался чаем на кухне. Оттуда доносилось позвякивание, потом что-то упало, загремело. Хозяйка из Ильи, конечно, никакая. Для этого у него была мама. Удивительно, как это его родители наконец решились оставить деточку одного? Паша поглядывал на дверь, досадуя, что Илья так долго возится. Только Барт бесшумно просочился за ним в комнату и уселся вплотную к Пашиным ногам, будто чувствуя, что тому нужна поддержка. Разговаривать с Катькой совсем не хотелось. Она же сидела на диване, высоко задрав подбородок, и смотрела прямо перед собой, плотно сжав губы. Точь-в-точь как математичка на экзамене в девятом классе. – Ты так и будешь молчать? Ничего мне не хочешь сказать? – произнесла Катерина холодно, не поворачивая головы. – Нет. – Паша пытался отогнать мысли о тригонометрии, но нелепые ассоциации не исчезали. – То есть ты так легко решил убить нашу семью, Павел? – она резко повернулась в его сторону. Барт дернулся от неожиданности и ткнулся рыжей мордой в Пашины колени. – Нет у нас никакой семьи, Катя. – Ах, вот как? То есть для тебя всё, что было у нас, ничего не значит? – в её голосе были слышны нотки надвигающейся бури. – Пожалуйста, не усложняй. Наши отношения закончились. – Ты не можешь так просто взять и отказаться от меня, то есть от нас! Я на тебя целый год потратила. Жизни своей. Молодости! Чего тебе не хватает? У меня талия шестьдесят сантиметров, модельные параметры. Я готовлю… Все говорят, что я просто изумительно готовлю! – Вот и живи со всеми, – Паше даже понравилось, как он ответил. – Ты ещё ухмыляешься?! Павел, это не смешно. Я ждала от тебя хотя бы звонка или сообщения. А ты… – голос Катьки задрожал, она закусила губу и отвернулась. Потом глубоко вздохнула и, не глядя на Павла, отчётливо произнесла: – Но если ты сейчас извинишься, то я подумаю и, возможно, прощу тебя. Паша еле сдержал улыбку. Первоначальный страх разборок куда-то испарился. Катька, несмотря на истеричные вскрикивания, выглядела комично и несла какую-то ерунду. На ней была розовая кофта с люрексом, вся в вытянутых петлях (Трюфель-солнышко постарался) и чересчур обтягивающие бёдра легинсы. Будто юбку забыла надеть, так торопилась добраться и вынести ему мозг. Косметика некрасиво размазалась. И как эта нелепая девушка могла раньше волновать его? Не дождавшись от Павла ответа, Катька взорвалась. – А что я подругам скажу и родителям? Все думают, что у нас летом свадьба! – заорала она. Интересно, почему их посетила эта идея, не с Катькиной ли лёгкой руки? Вернее, болтливого языка. – Ты что, издеваешься? Я уже платье в салоне присмотрела, – всхлипнула она. – Я же за тебя… Я же для тебя… – Катька шумно шмыгнула носом. – А помнишь, мы хотели сына Германом назвать, как моего дедушку… – Это ты хотела. Мне это имя вообще не нравится, – отрезал Паша. Катька сложила губы трубочкой, прикрыла глаза и проговорила, будто смертельный диагноз прочитала: – Я беременна. Паша почувствовал, что пол покачнулся. Он вцепился пальцами в густую шерсть пса. Барт взвизгнул, но не убежал. – Что смотришь? – прошипела Катька. – Да, я беременна… могла быть. Все благоприятные условия для этого были. Но, видимо, тебе лечиться нужно. Она желчно рассмеялась. Паша сначала облегчённо выдохнул, но потом почувствовал растущую злость: – Да иди-ка ты отсюда! Нашла, чем шутить! Коза драная! – Что, испугался? Все вы такие. Боитесь ответственности. Жалкие кобели! – Она вскочила с дивана. – А вот и чай, – в арке, ведущей из кухни, появился Илья с подносом в руках, чертовски довольный тем, что наконец у него всё получилось. Катька, пролетая мимо него, со всей дури лупанула по подносу. Бутерброды с толстыми кусками ветчины, чашки и сахарница с ложками полетели на пол. Барт, который крутился под ногами, еле успел отскочить в сторону. – Совсем сдурела, – буркнул Паша. Илья был настолько обескуражен, что так и застыл безмолвным изваянием. Катька быстро оделась и пулей выскочила на улицу, на прощание проверещав: «Ты ещё пожалеешь!» Паша помог Илье убрать с пола. Вернее, просто сделал это сам. Потому что совершить два подвига подряд на хозяйственном фронте для Ильи было уже слишком. – Извини, она сумасшедшая, – развёл Паша руками. – Я никогда не женюсь, – констатировал приятель. На улице похолодало. Мороз усилился, но ветер ослабел, прекратил сбивать с ног. Вокруг – ни души. Тихо-тихо. Паша медленно побрёл к машине. Он всегда просто физически уставал от Катькиных истерик. Надо бы проверить машину. Что, если эта неадекватная повредила её? Он же должен был «ещё пожалеть». Но потом успокоил себя мыслью, что с её знаниями техники Катька бы стала искать двигатель в багажнике и не сообразила, где брызговик, а где маховик. Единственное, с чем она взаимодействовала в машине, – это зеркало заднего вида, которое Катька постоянно норовила повернуть на себя. Как он раньше не замечал её косности и примитивности? Наверное, его это просто не волновало. Из кармана куртки запел Адам Левин [6]. Неужели она не может угомониться? Во втором раунде этих бессмысленных разборок Паша участвовать не собирался. Паша мельком взглянул на телефон. На экране высветилось «мама». – Привет, Паш. У тебя всё хорошо? – голос мамы звучал взволнованно. – Да, мам, нормально. Ты как? – Я-то как всегда. А вот ты куда-то пропал. – Ай, завертелся. Давай я тебе попозже позвоню. Мне завтра заступать на сутки. Ещё форму гладить, – придумал на ходу он. – Я тебя наберу. Потом. Сам. – Хорошо, Паша, – согласилась мама. – Давай тогда. Пока. Да, образцово-показательные сыновья так себя не ведут. Мог бы хоть немного поддержать беседу. Угрызения совести царапнули, но тут же включился внутренний адвокат: «Мама у меня понятливая, потом ей всё объясню». Сегодня Паша больше говорить не мог. Будто исчерпал лимит слов на этот день. |