Онлайн книга «Волчий камень»
|
– Алекс только обо мне и думает, – поспешила вставить Анита, видя, как все больше хмурится лицо мужа. – Мы благодарны вам за заботу, Андрей Еремеевич, и не станем пренебрегать вашими советами. Мы здесь люди новые, многого не знаем… – Ну и сколько же продлится эта неразбериха? – спросил Максимов. – Не так долго, как может показаться, – ответил Вельгунов, выпуская кольцо дыма. – В Берлине поговаривают, что уже в начале декабря следует ожидать судьбоносных решений со стороны прусского короля. Фридрих-Вильгельм – человек неглупый, он понимает всю серьезность сложившейся обстановки и знает, что надо как можно скорее выпустить пар из котла. – Что здесь подразумевают под судьбоносными решениями? – Конституцию. Лучшего громоотвода не придумаешь. Народ встретит ее ликованием, революция сойдет на нет, и вы сможете спокойно продолжить путешествие по Старому Свету. Анита недоверчиво качнула головой. – Как все просто… – Просто? – Вельгунов вынул сигару изо рта и посмотрел на собеседников со всей серьезностью, словно раздумывая, можно им доверять или нет. – В том-то и беда, сударыня, что политические события непредсказуемы. Андрей Еремеевич явно чего-то не договаривал. Анита попыталась вызвать его на откровенность, но он заторопился и, извинившись, сказал, что ему нужно идти. Так закончился их первый разговор. С тех пор они виделись каждый день. Ресторанчик «Лютер унд Вегнар» чем-то привлекал Вельгунова, он сиживал там часами. Аните тоже понравилось это маленькое тихое заведение, от которого веяло вековой древностью. Там они встречались за бокалом бургундского – чаще всего вдвоем, поскольку Максимов нашел в Берлине другую компанию, чьи интересы были ему ближе. Когда Анита узнала, где супруг пропадает целыми днями и чем занимается, она пришла в ужас, но Алекс был непреклонен: со свойственным ему упрямством он заявил, что ему приятнее такое времяпрепровождение, нежели беседы с каким-то проходимцем весьма подозрительной политической ориентации. Анита сочла за благо не спорить – Алекс предоставил ей полную свободу действий, и она ею довольствовалась. – Признайтесь честно, Анна Сергеевна, – сказал однажды Вельгунов, положив ладони на дубовый столик, на котором так романтично горели свечи в старинных канделябрах, – ваш муж ревнив? – Алекс? Что вы! Он мне доверяет. Будь он ревнивцем, мы бы не ужились. Я ведь по происхождению испанка, а испанцы свободолюбивы, как никакая другая нация. – Хотите сказать, что господин Максимов смотрит на наши с вами фривольные беседы сквозь пальцы? – Помилуйте, Андрей Еремеевич! – засмеялась Анита и щелкнула ногтем по пустому бокалу. – Я не усматриваю в наших беседах никакой фривольности. Сплошная политика, к которой я, признаться, не испытываю ни малейшего интереса. – То-то я вижу, что вы скучаете! Все: с этой минуты ни слова о политике. Поговорим о чем-нибудь другом. О литературе, например. Вы знаете, я ведь был знаком с Шамиссо. – Правда? – Это было в первый год моего пребывания в Германии. Мы виделись несколько раз в салоне фон Энзе. Очень милый салон – хозяин прекрасно говорил по-русски, обожал Лермонтова, Пушкина и Гоголя. У него собирались многие здешние знаменитости. – Шамиссо… – проговорила Анита, воскрешая в памяти все, что знала об этом писателе. – Он сочинил роман о человеке, продавшем дьяволу собственную тень. – Да. И не только. Шамиссо был прекрасным поэтом, географом и естествоиспытателем. К сожалению, наше знакомство длилось недолго, он вскоре умер. Непонятное волнение овладело Вельгуновым. Он допил вино и достал из кармана портсигар. – Вы не будете возражать, если я закурю? – Вы забывчивы, как мой Алекс, – сказала Анита. – Мы ведь договорились, что вы имеете право курить в моем присутствии, когда вам вздумается. – Вы очень любезны, Анна Сергеевна. – Андрей Еремеевич сунул сигару в рот, нагнулся над столом и по-простецки прикурил от горевшей на столике свечи. Посетители ресторанчик не баловали – видимо, со времен Гофмана он перестал пользоваться популярностью, и здесь всегда было малолюдно. Анита усматривала в этом только преимущество – к чему лишний шум? Сегодня, впрочем, она чувствовала себя в окружении темных стен, на которых колеблющимися кляксами расплывались свечные блики, как-то некомфортно. А когда над столом поплыл табачный дым, ей и вовсе сделалось дурно, стало тяжело дышать. – Извините, Андрей Еремеевич, я, пожалуй, выйду. Она поднялась из-за столика, взяла свой ридикюль. По телу разливалась слабость, и Анита дала себе слово впредь не увлекаться хмельными напитками. Прав Алекс: надо почаще бывать на свежем воздухе и посвящать время занятиям, более полезным для здоровья. – Вы на улицу? – спросил Вельгунов. – Я с вами. Действительно, здесь стало… душновато. Они вышли из ресторанчика. Стояла стылая, характерная для поздней среднеевропейской осени погода: ветер раскачивал в воздухе мелкую, почти не осязаемую взвесь – нечто среднее между дождем и снегом. Анита закуталась в бобровую шубку (все-таки шубы в Московии делают на совесть!) и опустила на лицо вуаль. По площади сновали прохожие и катились пролетки. На первый взгляд, Берлин жил мирной жизнью, ничто не напоминало о драматических событиях, которые, по словам Андрея Еремеевича, еще не закончились. – Приглядитесь внимательнее, – сказал Вельгунов и вытянул вперед руку с сигарой. – Видите на той стороне поваленную афишную тумбу? Две недели назад здесь была перестрелка, и ее использовали в качестве укрытия. Анита пригляделась и на поверхности тумбы, на размокшей афише, кричавшей о скором приезде в Берлин какого-то Горди Хаффмана, увидела несколько рваных пулевых отверстий. – Революция продолжается, сударыня… К ресторанчику подъехал изящный двухместный экипаж. Из него вышел высокий щеголь в черном пальто и лакированном цилиндре, из-под которого выглядывали каштановые кудри, завитые a la Byron. Он в почтительной позе встал у подножки и помог спуститься своей спутнице – даме лет тридцати. Анита невольно остановила взгляд на этой паре. Одежда дамы представляла собой странное сочетание современной практичной моды и тех немыслимых платьев, которые носили в годы наполеоновского диктаторства: огромный, как купол Кельнского собора, подол начинался прямо под пышным бюстом незнакомки, до этого же места, которое следовало называть талией, доходил и видневшийся из-под шубки шейный разрез, перевитый кокетливыми шнурочками. Голову дамы венчал похожий на морскую раковину чепец с разноцветными лентами, развевавшимися подобно флагам. В руке она держала крохотный парусиновый зонтик, совершенно непригодный для защиты от атмосферных осадков и больше походивший на рапирную гарду, прикрывающую руку фехтовальщика. Щеголь в цилиндре захлопнул дверцу экипажа, и пара чинно прошествовала в «Лютер унд Вегнар». |