Книга Почти счастливые женщины, страница 30 – Мария Метлицкая

Аля была поражена. Смелая Оля, не ей чета. Вот она бы испугалась и ни за что не согласилась. Ни за что. А если беременность? Бедная Оля! Она, кажется, не понимает всего ужаса.

С той ночи Аля осторожно, исподтишка, разглядывала подругу – нет ли никаких изменений? Изменений, слава богу, не наблюдалось, и через месяц, начитавшись медицинских справочников, Аля окончательно успокоилась.

Первое сентября было сумбурным и суматошным, все разглядывали друг друга, искали перемены, обменивались впечатлениями по поводу каникул.

Оля в шумных разговорах не участвовала, была словно в стороне, в себе, в своих мыслях. Девочки поглядывали на нее с интересом и пытались выведать правду у Али. Та молчала.

С Олиной любовью все было неплохо, Леннон писал короткие письма и пару раз в неделю звонил. В те дни Оля не выходила из дома, карауля телефонный звонок.

А вот дома у нее все было ужасно. Родители разводились. Валера уходил к любовнице, молодой танцовщице из их же ансамбля. Катя рыдала, проклиная мужа и разлучницу. С той она, разумеется, была знакома. И было понятно, что из коллектива ей придется уйти. К тому же начался раздел имущества, и вот это было страшно. Мало того, что делилась квартира, – делилось все, от чайной ложки до горы того, что притаскивалось с гастролей. Делилось грязно, нехорошо. Сначала застукали Валеру, когда тот вывозил потихоньку барахло среди ночи. Потом отомстила Катя, в его отсутствие продав оптом какому-то узбеку в полосатом халате рулоны тканей и несколько магнитофонов. Деньги, естественно, Катя присвоила.

Олины родители били посуду, стоял постоянный ор, соседи вызывали милицию, Даша пряталась в туалете, Оля, тщетно пытаясь убедить родителей угомониться, не выдерживала и сбегала из дома. Софья жалела ее и предлагала пожить у них, пока все устаканится.

Зареванная Оля объясняла, что если ее там не будет, то Катя с Валерой точно поубивают друг друга.

«Как жалко девочку! – сетовала Софья. – Какие мелкие, ничтожные люди! Кошмар!»

Из-за всех домашних проблем у Оли начались головные боли, и, как это часто бывает, ее роман отошел на второй план. Какой уж тут роман, когда по дому летают тарелки!

К Новому году все успокоилось – квартиру наконец разменяли, и Оля с Катей переехали в соседний переулок, в маленькую двухкомнатную квартирку с окнами, выходящими в темный узкий двор. Валера отбыл в новый район, в Теплый Стан – далековато, зато квартира новая и просторная. У них с молодой пассией были большие планы.

После переезда Катя впала в отчаяние. Бродила по маленькой темной квартире, натыкалась на углы и неразобранные коробки, чертыхалась, безостановочно плакала, крыла бывшего и его молодую и пила. Сначала понемножку, по пару рюмок коньяку на ночь. А потом все больше и больше.

Бедную Катю уволили, а через два дня ее еле успели вытащить из петли – по счастью, из школы вернулась Оля.

Катю положили в больницу. Вернее, в лечебницу для психиатрических больных.

Оля навещала мать по воскресеньям. От Алиной помощи отказывалась – было ясно, что ей неудобно перед подругой.

Теперь они снова жили вдвоем с Дашей, только теперь все изменилось – денег не было, тоска – хоть вой.

Как-то Оля обронила, что с матерью, видимо, дело серьезное и вряд ли она вернется в прежнее состояние.

Аля растерялась и ничего не спросила, было неловко.

И как было жаль бедную Олю! Чтобы все так и сразу! Кстати, Леннон тоже пропал. Писать и звонить перестал – как отрезало.

Хорошо, что Оля не так страдала по этому поводу – просто было не до того.

Десятый класс обещал быть сложным: подготовка к поступлению в вуз, предчувствие новой, взрослой жизни.

Аля корпела над учебниками и размышляла, в какой институт подавать документы. Мечтала об университете, журналистике. Классная руководительница отговаривала:

– Ой, Добрынина, зря. Зря ты туда собралась. Во-первых, там одна золотая молодежь, а ты в этот коллектив не впишешься, ты у нас с другой планеты. Во-вторых, там же одни блатные, Аля, просто так никого не берут. Нет, есть, конечно, процент людей с улицы, но ничтожный – рабфак, отслужившие армию. И вообще – что это за профессия? Выбиваются и становятся звездами единицы – так, чтобы поехать иностранным корреспондентом за границу, например. Нужны огромные связи. А если их нет – будешь пописывать серые статейки в каком-нибудь затрапезном журнальчике типа «Заборы и калитки». Подумай о чем-нибудь попроще, Аля. С твоим аттестатом тебе все дороги открыты.

Жалко было расставаться с мечтой. Поделилась с Софьей. Та погрустнела:

– Твоя классная права, но я попробую.

Дней пять сидела на телефоне. Аля ни о чем не спрашивала, но видела, что Софья расстроена. Исчерпав все возможности, развела руками:

– Увы, Аля, не получилось. Может, и вправду в другое место?

Аля молча кивнула. Ну раз так, то она и думать не станет. К концу учебного года решит. Раз не получилось с мечтой, пусть будет все что угодно.

Оле было не до учебы. Неожиданно уехала в деревню Даша – тяжело заболела ее сестра. Катю то выписывали, то снова клали в больницу. Оля моталась к матери, готовила какую-то нехитрую еду, пыталась навести в квартире порядок, но все валилось из рук. Оля плакала, ненавидела весь мир, наплевала на учебу и, как сама говорила, превратилась в законченную психопатку.

Полногрудая, она похудела до неузнаваемости, старые знакомые не признавали в ней прежнюю Олю, балагурку, веселуху, острую на язык. Даже выражение лица у нее стало другим: пропали пышные, румяные, кокетливые щечки в ямочках, полные яркие губы сжались в тугую бледную полоску. Остались одни глаза – большущие, навыкате, ярко-голубые, когда-то блестящие, полные жизни, а теперь пустые, холодные, с какой-то недетской мукой во взгляде.

По вечерам Оля звала подругу. Аля понимала, что ей и скучно, и тоскливо, и невыносимо от одиночества. Со вздохом откладывала учебники и шла в Угловой переулок.

Ничего не комментируя, Софья провожала ее печальным и понимающим взглядом.

Новый год Аля с Олей решили отметить вдвоем. Софья, кажется, не обиделась, сказала, что позовет Мусю и Машу: «Мы уж как-нибудь, по-стариковски, не думай о нас».

С большим трудом Аля заставила подругу сделать генеральную уборку, и на окнах наконец появились занавески. Днем тридцать первого Аля притащила маленькую живую елочку, поставила ее в углу и нарядила.

Вернувшись из больницы от Кати и увидев елку, Оля села на стул и, закрыв лицо руками, горько расплакалась.

Аля приготовила салат оливье, селедку под шубой и жареную курицу. Софья дала сухой колбасы, коробку конфет и бутылку шампанского.

Стол Аля накрыла в комнате, с трудом отыскав скатерть и остатки сервиза – он тоже был поделен пополам – и вытащив из обувной коробки хрустальные бокалы.