Книга Почти счастливые женщины, страница 8 – Мария Метлицкая

Весь разговор Лена стояла, молча прислонившись спиной к печке. На фиолетовую смотрела с ненавистью. Потом процедила:

– Пока я здесь с ней поживу. Здесь, дома. – И вышла в сени.

Фиолетовая, кажется, растерялась. Но странное дело – не возразила.

Московская бабушка действительно появилась через три дня. Рядом с ней радостно щебетала разрумянившаяся фиолетовая инспекторша.

– Девочка замечательная! – тараторила фиолетовая в сенях. – Вам очень повезло! Скромная, тихая, прилежная. Учится на «отлично», успевает по всем предметам, без исключения, поет в школьном хоре, записана в библиотеку. Опрятная и спокойная, не очень контактная, но вполне дружелюбная. Знаете, ведь ей тоже досталось! Не дай бог, как досталось! Ну, вы понимаете.

Аля сидела на аккуратно заправленной кровати у себя в комнате и глядела в стену, удивляясь собственному безразличию. Накануне фиолетовая инспекторша уговаривала ее надеть самое нарядное платье, повязать белые банты, чтобы произвести на московскую бабушку впечатление.

– Ты должна ей понравиться, – говорила она. – По одежке, как говорится, встречают! Ну и вообще. Будь начеку. Ведь в Москву едешь, Алечка! Хватит тебе тут с этой Леной, тупой деревенщиной, жить.

И платье, и белые банты Аля проигнорировала. Сидела в своем домашнем застиранном сереньком байковом платьице.

Дверь отворилась, и раздался сладкий голос инспекторши:

– Алечка, детка! Посмотри, кто за тобой приехал!

Аля медленно повернула голову и увидела худощавую пожилую даму с гладко причесанными темными волосами и ярко накрашенными губами. В ушах у нее были длинные серьги, пальцы унизаны кольцами. На тонких, иссохших запястьях позвякивали браслеты. Одета она была в строгий, но очень красивый костюм из синего джерси. Из-под пиджака виднелась красивая, яркая полосатая блузка. По комнате поплыл запах французских духов.

Дама стояла в проеме и пристально, с прищуром разглядывала девочку. Под ее строгим взглядом Але стало неловко.

– Ну здравствуй, Алевтина! – хрипловатым голосом произнесла московская дама. – Будем знакомы. Я Софья Павловна, твоя родная бабка. Ну же, Аля. Будем знакомы?

В Москву они уехали через три дня. Новая опекунша подписала бумаги – а их было море, – потом забрали документы из старой школы и собрали нехитрые Алины вещи.

Софья Павловна приговаривала:

– Господи, ну какое же старье! Куда это в Москву, Аля?

Аля хватала небрежно отброшенные вещи и принималась рыдать.

– Это мама купила, – кричала она. – А это мне подарила бабушка!

Софья Павловна смотрела на нее с сожалением. Именно так – не с жалостью, а с сожалением.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Бери что хочешь. Набивай чемодан. Только зря, поверь. В Москве такое не носят. А все, что тебе нужно, я в состоянии купить.

Накануне отъезда поднялся страшный, пронизывающий ветер и началась густая метель.

Аля собиралась на кладбище, попрощаться с мамой и бабушкой. Софья Павловна, зябко ежась и кутаясь в платок, идти отказалась.

– Да и тебя не пущу! – решительно заявила она. – Глянь в окно. Ты что, сошла с ума?

Девочка упрямо надевала рейтузы.

– Я не пойду, – ровным голосом повторила Софья Павловна, – и тебе не советую! Ну раз уж ты такая ослица, иди с этой, твоей… письмоношей! Ну теткой этой странной, в кирзе и в ватнике. А одну я тебя не пущу, ты меня слышишь?

Аля молча натягивала валенки.

– Алевтина! – Софья Павловна вышла в сени и пыхнула голубоватым дымом. – Ты что, оглохла?

– Слышу, – тихо ответила девочка. – Я не глухая. А за Леной зайду. Она тут, рядом, через три дома.

– Не дерзи, Аля, – посоветовала Софья Павловна. – Ни к чему нам ссориться. Поверь, ни к чему.

Ничего не ответив, Аля выскочила на улицу. Сердце стучало от ярости. «Никогда ее не полюблю, никогда! Потому что я ее ненавижу!»

Три часа дня, а серо, темно. Небо низкое, тяжелое, вот-вот рухнет на голову. Ветер воет страшно, по-шакальи. Густой снег метет в лицо, залепляет глаза, нос и рот. Дышать трудно, слезы из глаз.

Добрела до Лениного дома, постучала в окно. Та выглянула, удивилась, выскочила на крыльцо. Испугалась:

– Как на кладбище? Сейчас? Ты что, девка? Как дойдем-то? А там? Как проберемся?

– Тогда я одна, – твердо сказала Аля и развернулась в сторону калитки.

– Погоди ты, чокнутая! – выкрикнула Лена и через минуту догнала Алю на улице.

Кое-как добрались. Наломали еловых веток, положили на могилу. Аля не плакала – слезы закончились. Их и так было много. Может, все выплакала? Да и слова тоже… закончились. Хотела прошептать что-то, а горло словно заледенело, будто туда засунули кусок острого, колкого льда.

Попрощалась про себя, мама и бабушка все равно услышат.

Лена проводила ее до дома, неловко чмокнула в ледяную щеку, провела ладонью по голове.

– Давай, девка, бывай! Ты здесь того, не волнуйся, за могилками я послежу! Сама знаешь, Петровна для меня была заместо матери! А ты не дрейфь! И столицы не бойся! Подумаешь! Везде люди живут. Эх! А эта твоя… ну в смысле бабка. Может, и ничего окажется, а?

Отвернувшись, Аля промолчала.

Хотелось прижаться к Лениному потертому бушлату, пахнувшему дымом и старьем, к ее рукам, грубым, шершавым, со стесанными от работы ногтями. Прижаться и упросить Лену оставить ее, не отдавать. Потому что не хочет она ни в какую Москву, ни в какую отдельную квартиру, пусть даже с центральным отоплением и горячей водой. И к бабушке этой родной она тоже не хочет. Пусть та красивая и похожа на даму из фильма, и кольца у нее красивые, и шуба. И пахнет от нее хорошо. Только она ей чужая, чужая!

Вслух она ничего не сказала – понимала, что бесполезно. Лене ее не отдадут. Да и вообще все решено. И завтра они с Софьей Павловной уедут в Москву.

В электричке Аля уснула и проспала почти до самой Москвы.

На вокзале было шумно и суетно, повсюду сновали толпы – люди с вещами и без, носильщики с лязгающими металлическими тележками, милиционеры со свистками, толпа золотозубых, орущих цыганок в пышных разноцветных юбках, пьяные с фингалами и отекшими лицами – не только мужчины, но и женщины.

В здании вокзала пахло кофе и выпечкой, Аля сглотнула слюну и посмотрела на бабушку.

– Что ты! – брезгливо сморщилась Софья. – Есть на вокзале? Чтобы потом загреметь в больницу? Нет уж, потерпи. Приедем домой, бросим вещи и пойдем в нормальное место. Туда, где проверено.

Про «нормальное место» Аля не поняла. Но переспрашивать не стала.

Очень хотелось в метро. Удивилась, когда Софья Павловна решительно направилась на стоянку такси. Разочарованная, она шла сзади.