Книга Враг моего мужа, страница 30 – Лина Манило

— Ой ли? — смеётся, а мне почему-то хочется врезать ему. — Действительно ли бывшая? Ну, в смысле, по документам-то да и всё такое прочее, а на деле? Пришла такая красивая, помощь предложила... только вот чем она обернулась? Пятеро наших на том свете, Крым в больнице… плохо пахнут такие совпадения.

— Зачем ты мне всё это говоришь? — не выдерживаю, потому что не помню, когда мы с ним переходили на подобный уровень откровенности. — Ты намекаешь, что я — засланный казачок? Что пришла по просьбе Романова? Чтобы Крымского подставить? Так считаешь?

Саша молчит. Тушит сигарету в пепельнице. Вминает её с усилием, и оранжевый фильтр превращается в сморщенный зигзаг, а тёмные глаза лишь в зеркале, и в них то ли брезгливость, то ли осуждение. Не разобрать.

— Зачем говорю? — будто бы удивляется и громко хмыкает. — Просто так, просто так, — снова эта его кривая усмешка, которая мне совсем не нравится. — Кстати, Крым распорядился тебя в надёжное место отвезти. Поехали.

Он говорит это настолько просто и буднично, словно я собачка на коротком поводке, которую нужно отвезти к ветеринару или грумеру. Или спрятать надёжнее на далёкой даче, где она будет бегать по участку, гавкать и метить все кусты в округе, ожидая редких возвращений хозяев.

Мне всё это дико не нравится. Внутренний голос вопит об опасности, и на этот раз даже не пытаюсь его заткнуть. Всё, что у меня есть — это интуиция, и если я перестану её слушаться, мне совсем будет не на кого надеяться. Пусть и ошибаюсь, но я не могу так просто засунуть язык в одно место и делать всё, что мне скажут.

Артур ведь ничего не успел мне толком объяснить. Не отдал никаких при мне распоряжений, а если учитывать, что в его стае завелась крыса, ею может оказаться даже до чёртиков верный Саша.

Семейная жизнь с Романовым дорого мне стоила, но кое-чему она меня научила. В особенности тому, что любой, буквально любой, может оказаться предателем.

— Саша, ты мне не друг, не любовник и не родственник, чтобы я, распахнув глаза от восторга, выслушивала всякую ересь и мчала с тобой хоть на край света. Нет уж, так дело не пойдёт.

Кажется, он в шоке, а я дожимаю:

— Я никуда с тобой не поеду, — мотаю головой, а Саша резко оборачивается в мою сторону, словно не верит своим ушам.

Даже рука с руля падает, и на мгновение в его глазах мелькает растерянность.

— Пока во всяком случае.

— Но это приказ Крымского, — прямо с какой-то обидой в голосе повторяет, а я снова мотаю головой.

— Я понимаю, приказ. Но у меня на лбу, что ли, клеймо с именем Крымского?

— Нет, но…

— При том, если я уж настолько по твоему мнению опасна, а ещё шпион и вообще исчадие Ада, то не надо передо мной важные места светить и давать мне повод снова подставить вас всех под удар.

Слова вырываются из меня бурным потоком, а на тело наваливается усталость. Но я вдруг понимаю одно: не могу уехать просто так и рисковать. Пусть тысячу раз ошибусь, но и молчать не хочу. Быть безропотной — то ещё удовольствие. Хватит, хлебнула его сполна.

— Злата, я действительно не очень высокого о тебе мнения, но приказ Крымского есть приказ. И сейчас мы оба успокоимся и просто выполним его. Лады?

— Знаешь, Саша, я ведь не могу тебе запретить думать обо мне плохо, — говорю, собравшись с мыслями. — Хочешь, считай меня хоть кем, даже реинкарнацией Гитлера — мне всё равно. Только неужели ты считаешь Артура таким непроходимым идиотом, который способен верить первой попавшейся женщине только потому, что она раздвинула перед ним ноги?

Молчит и снова достаёт из лежащей в бардачке пачки сигарету. Крутит её в руке, мнёт пальцами, и мелкое крошево табака осыпается на его колени.

— Открой дверь, пожалуйста, — прошу, а Саша косится на меня удивлённо. Свободная от сигареты левая рука лежит на руле, свободно и расслабленно, и я пытаюсь рассмотреть подробности узора татуировки на его кисти. Не получается.

— В каком смысле?

— В прямом. Я хочу поговорить с врачом, увидеть Артура. Мне нужно знать, что с ним действительно всё хорошо. Если хочешь, я оставлю в машине свою сумку, босиком пойду. Хочешь? Чтобы ты был точно спокоен, что из-за меня снова не погибнут люди. Но я не могу так просто с тобой уехать. Я, знаешь ли, тебе тоже не верю. Имею право.

— Беспокоишься о нём? — в голосе никаких эмоций, и я вдруг понимаю, что мне совершенно неважно, что думает обо мне посторонний человек. И никуда я с ним не поеду, пока точно не буду уверена, что Крымский о чём-то его просил.

Не знаю, кто предал Артура. В одном уверена: это не я. Мне нечего скрывать, и я поднимаю гордо голову и жду, когда Саша выполнит мою просьбу.

— Не твоё дело, — заявляю, потому что его действительно не касаются мои эмоции и мысли относительно Крымского. Это только наша с Артуром история, и никого она больше не касается. — Саша, я официально тебе разрешаю себя не караулить, не охранять и не заботиться. Но мне нужно увидеть Артура.

— Тебя не пустят, — заявляет равнодушно, но я красноречиво кладу руку на ручку двери.

— Неважно. Мне просто нужно его увидеть. Я буду сидеть там хоть неделю, пока он не придёт в себя. Пока не буду уверена, что он действительно отдал тебе приказ. Ну, и просто побуду около.

Желание быть рядом с Крымским сейчас рождается во мне внезапно. Не понимаю, отчего мне это настолько важно, но увидеть его хочется нестерпимо. И узнать, всё ли с ним на самом деле хорошо.

— Ты действительно сумасшедшая, — усмехается Саша, и почему-то мне кажется, что он расслабляется. Не знаю, сможет ли он изменить своё мнение на мой счёт. Я не собираюсь ничего никому доказывать, но напряжение, витавшее в воздухе всё это время, постепенно рассеивается.

Саша становится спокойнее, что ли, умиротворённее даже. Он хмыкает, пожимает плечами и указывает рукой куда-то в сторону. Щёлкают замки, и я выпархиваю наружу, а вечерняя тьма кажется плотнее чёрного шёлка.

Всё-таки забираю сумку, а мой конвоир не спорит. Даже не смотрит на меня, будто меня здесь вовсе нет. Ну и славно.

— Вам к нему нельзя, — строгий врач в синем медицинском костюме отрицательно качает головой, ещё и рукой так в воздухе поводит, но я не сдаю назад. — Он в реанимации.

— Я понимаю. Просто скажите, как он? С ним всё будет хорошо?

— Вы ему кто? Жена? Сестра?

— Я… любовница.

Господи, как в голову-то такое пришло? Но я действительно не знаю, как иначе описать наши с ним отношения. Не любимая же женщина, верно?

— O tempora, o mores! — качает головой и хмурит брови, но на лице ни тени осуждения. Даже удивления нет, просто усталость. — Ладно, пойдёмте. Но внутрь не пущу, так посмотрите.

Артур лежит на спине, обвитый лентами трубок, и будто бы спит. Он так далеко сейчас, невозможно далеко. И не только тому виной стеклянная стенка, разделяющая нас, нет. Просто…