Книга Проклятие клана, страница 8 – Барбара Картленд

Да и Таре расставание с родным домом, каким бы убогим он ни был, далось с трудом.

Когда она наконец высвободилась из объятий льнущих к ней малышей и села рядом с мистером Фалкирком в коляску, слезы текли по ее щекам.

Первые минуты пути прошли в молчании – Таре требовалось время, чтобы взять себя в руки. Наконец ей удалось проговорить:

– Даже не знаю… что дети… будут без меня… делать… Наверняка… самые маленькие… будут голодать.

– Как раз о положении дел в приюте я и хотел с вами поговорить, Тара, – подхватил мистер Фалкирк. – Я уже понял, что детей не кормят досыта, а здание настолько обветшало, что просто уму непостижимо. Так дальше продолжаться не может!

Влажные от слез глаза Тары смотрели на него с такой тревогой, что мистер Фалкирк поспешил ее успокоить – он вовсе не хотел доставить девушке дополнительные страдания.

– Я решил ввести некоторые усовершенствования, которые, не сомневаюсь, вы одобрите.

– И что же… это… за усовершенствования? – слегка дрогнувшим голосом спросила Тара.

– В Аркрейдж-Хаусе есть экономка, – принялся объяснять мистер Фалкирк. – Это пожилая женщина, но она полна сил и энергии. Когда строили ваш приют, она была еще молодая и работала горничной у герцогини Анны. Она знает, с какой любовью та относилась к бедным сиротам.

– Только после смерти ее светлости дела пошли из рук вон плохо, – заметила Тара.

– Я это понял, – кивнул мистер Фалкирк. – Так вот. Я попросил миссис Кингстон нанять хорошую кухарку, чтобы дети нормально питались.

Тара просияла от радости, отчего худенькое ее личико совершенно преобразилось.

Мистер Фалкирк понял, что не ошибся в своих догадках: большая часть денег, раз в неделю перечисляемых приюту поверенными герцога, тратилась миссис Бэрроуфилд на выпивку.

– Миссис Кингстон также подыщет каких-нибудь молоденьких девушек, которые займутся уборкой и будут присматривать за детьми, – продолжал он.

И, помолчав, резким тоном произнес:

– Единственное, чего я не могу понять, так это куда делись учителя. Я знаю, когда была жива герцогиня Анна, их в приюте было достаточно.

– Двое уволились, и вместо них никого не взяли, – пояснила Тара. – А последняя учительница ушла с полгода назад, когда выяснилось, что она не может справиться со старшими мальчиками.

И, помолчав, порывисто добавила:

– Не думайте, что они какие-то там хулиганы, просто она плохо учила.

С опаской взглянув на мистера Фалкирка, словно боясь, что он рассердится, поспешно проговорила:

– Пока у меня была возможность, я сама занималась с малышами, но, когда в приюте появились грудные дети, времени на это совсем не осталось.

– И вы стали рассказывать им сказки, – улыбнулся мистер Фалкирк. – Уверен, им это даже больше понравилось.

– Поэтому слушать сказки стало для детей чем-то вроде поощрения, – пояснила Тара. – А чтобы его заслужить, они готовы были сидеть смирно хоть час напролет.

– Не сомневаюсь, – заметил мистер Фалкирк. – И тем не менее я поговорю с его светлостью, чтобы для приюта вновь наняли хороших учителей.

– Это было бы просто замечательно! – воскликнула Тара. – Как бы мне хотелось и самой поучиться!

Мистер Фалкирк с улыбкой взглянул на нее.

– Я уверен, что вы в свое время много учились.

– И все-таки недостаточно, – возразила Тара. – Меня учил священник. Он был очень добр ко мне, но в прошлом году он умер.

Голос ее дрогнул, и мистер Фалкирк понял: смерть священника до сих пор причиняла Таре боль.

– А в какой церкви он служил? – спросил мистер Фалкирк.

– В пресвитерианской церкви в Челси, – ответила Тара. – По-моему, в Лондоне она одна.

– А в приюте он проводил службы?

– Каждое воскресенье. А еще приходил к нам два или три раза в неделю и учил нас Священному писанию.

Она тихонько вздохнула.

– У него были такие интересные уроки. Я всегда их с нетерпением ждала. А еще он давал мне книги.

– Значит, вы умеете хорошо читать?

– Я очень люблю читать! – воскликнула Тара. – Но когда он умер, из книг у меня осталась только его Библия.

И, смущенно взглянув на мистера Фалкирка, добавила:

– Иногда мне кажется, что я знаю ее наизусть.

«Так вот откуда у нее такой хороший английский язык», – подумал мистер Фалкирк.

Он уже заметил, что говорит Тара очень правильно и запас слов у нее гораздо больше, чем можно было бы ожидать от воспитанницы приюта.

– У его светлости в замке огромная библиотека, – заметил он.

Глаза Тары вспыхнули от радости. Но через секунду потухли.

– Не думаю, что его светлость разрешит мне… брать его книги, – печально проговорила она.

– Я совершенно уверен, что он позволит вам их брать, если вы будете аккуратно с ними обращаться, – возразил мистер Фалкирк. – А если вдруг не разрешит, у меня тоже неплохая библиотека. Можете пользоваться ею, когда только пожелаете.

– В самом деле, сэр?

В голосе ее прозвучали такое благоговение и восторг, что мистер Фалкирк поразился.

– У меня и сейчас есть с собой несколько книг, – заметил он. – Когда мы остановимся на ночлег, я распакую багаж и вы выберете себе что-нибудь почитать в дороге. Боюсь только, они покажутся вам скучноватыми.

– Ну что вы! Ни одна книга никогда не казалась мне скучной, – запротестовала Тара. – Я обожаю читать. В приюте я так мечтала почитать газету, но миссис Бэрроуфилд всегда говорила, что на газеты у нас нет денег.

Мистер Фалкирк стиснул зубы.

Он уже решил, что уговорит герцога отправить миссис Бэрроуфилд на заслуженный отдых, а на ее место нанять какую-нибудь хорошую, добрую женщину.

Чтобы она не только любила детей, но и могла подготовить их к жизни, протекавшей за стенами приюта, в которую большинству сирот надлежало вступить в двенадцатилетнем возрасте.

Однако больше всего мистера Фалкирка беспокоило то, что в приюте недоставало еды и нормальной одежды.

Украдкой взглянув на Тару, он с удовлетворением отметил, что ее серое платьице с белым воротничком не только чистое, но и там, где надо, аккуратно подштопано.

Он не сомневался, что эта скромная до безобразия форма и уродливый, плотно, как шлем, облегавший голову чепец выбраны для детей-сирот не кем иным, как герцогиней Генриеттой.

Основательница «Приюта неизвестных», как истинная шотландка, ценила в одежде строгость и не терпела никаких рюшечек, оборочек и тому подобных излишеств.