Книга Ты спишь?, страница 28 – Кэтлин Барбер

Одного взгляда в тоскливые тетины глаза хватило, чтобы понять, какие именно слова ей сейчас нужны. Я начала делиться самыми теплыми воспоминаниями: семейный отдых, мамины сюрпризы для нас с Лани, совместная возня с тестом. Менее счастливые картинки я описывать не стала: те, где мама погружалась в себя, не выходила из комнаты, не разговаривала с нами по нескольку дней. Тем не менее я не удержалась от вопроса:

— Да, мама страдала, но мы ведь в ней нуждались! Как она могла нас бросить?

По тетиной щеке покатилась крупная слеза.

— Не знаю, милая. Она отказывалась говорить со мной о той ночи, когда погиб ваш отец, вообще ни с кем не желала это обсуждать. Видимо, чувствовала себя виноватой за отъезд из дома, и чувство это сидело в ней, как раковая опухоль. Эрин винила себя в смерти нашего брата Денниса, позже — в смерти родителей в какой-то мере. А смерть Чака и вовсе стала последней каплей.

— Что за глупости? Про дядю Денниса я еще могу понять — мама считала себя за него ответственной. Более-менее могу понять про папу — она чувствовала вину за то, что не была с ним рядом в опасную минуту. Но бабушка с дедушкой?! Их убил пьяный водитель. Мама тут совсем ни при чем.

— Ты, конечно, права. Просто она планировала в тот вечер поужинать с родителями, но отменила встречу. Они решили поехать в кино и на обратном пути погибли. Мама считала — не отмени она ужин, бабушка с дедушкой не оказались бы на том перекрестке.

— Разве можно себя в этом винить?

— Твоя мама была необычайно чувствительной. — По тетиной щеке поползла еще одна слезинка. — Бедная моя, хорошая сестричка… Я так ее любила…

— И я любила, — пробормотала я. Потом, проглотив ком в горле, решилась: — Тетя, хочу спросить про Мелани Кейв. Мама говорила, что не знала о ней, но как ты думаешь, — догадывалась?

— Ох уж эта женщина. Бедная твоя мама. Она ни о чем не подозревала. — Тетя горько засмеялась. — После ухода Джейсона я видела измену повсюду. Предупреждала Эрин по поводу Мелани Кейв… Она не слушала.

Я глубоко вздохнула.

— В последней серии «Пересмотра» Поппи предположила, что папу убила Мелани Кейв.

Тетины губы вытянулись в ниточку.

— Твоего папу убил ее сын.

— Но…

— Мелани — женщина скверная, но твоя сестра видела, как Уоррен нажал на курок.

Я чувствовала, как откуда-то изнутри поднимается горечь.

— Джози, милая, послушай. — Тетя сжала мою ладонь с неожиданной силой. — Я дам тебе непрошенный и, наверное, нежеланный совет. Прости сестру. Лани наделала много ошибок и нанесла тебе такие обиды, которые ты не в состоянии забыть, я понимаю. И все же прости ее. Она — твоя единственная сестра, а сестра — это необыкновенный подарок.

Я выдернула ладонь и отодвинула стул от стола.

— Лани — не подарок. Она проклятье.

Я стояла в кухне, разглядывала холодную лазанью, оставленную кем-то на крыльце, и никак не могла решить — проголодалась я или просто устала?

Стукнула входная дверь.

— Ау! — раздался из прихожей голос сестры.

Я замерла, не донеся до рта вилку с лазаньей. Аккуратно вернула вилку на тарелку и покосилась на заднюю лестницу. Что делать? Стоять тихо и надеяться, что Лани не услышит, — или бежать наверх? Разговоры с ней меня не интересовали.

Не успела я принять решение, как в кухне появилась сестра. Меня вновь поразили ее опрятность и спокойствие. Целых десять лет я вспоминала другую Лани — ту, которую видела в последний раз: тогда она неуверенно спускалась по лестнице в доме Бенни Уэстона, одетая в рваные джинсы и мой розовый свитер; волосы были всклокочены, подводка для глаз размазана, а на лице блуждала бессмысленная ухмылка.

Теперь же на щеках играл здоровый румянец, а голубой кашемировый свитер выгодно подчеркивал цвет глаз. Она робко улыбнулась мне и произнесла:

— Привет.

Я открыла рот для ответного приветствия, но отвлеклась на бриллианты, бесстыдно сверкавшие у нее в ушах. Огранка «принцесса»…

— Это мамины серьги?

Руки Лани взлетели к ушам, пальцы скользнули по острым граням украшения.

— Она их оставила.

— Не в том дело. Серьги не твои.

Лани кивнула, как-то очень уж охотно, и начала снимать серьги.

— Хочешь?

— Стой. Не надо. Просто странно видеть их на тебе.

Бриллиантовые серьги были папиным подарком маме на тридцатипятилетие. Она редко носила драгоценности или наряжалась, однако эти серьги сразу прочно вошли в ее повседневную жизнь. Для мамы они являлись не просто блестящими камешками — в тяжелые дни после гибели родителей серьги служили реальным доказательством любви. У меня они ассоциировались с домашней выпечкой и образовательными экскурсиями; я не видела, чтобы мама надевала серьги после папиной смерти, и гадала об их судьбе.

— Тетя разрешила мне надеть сережки на свадьбу. Я подумала — ничего страшного, если я оставлю их себе. Она ведь была моей мамой.

— Нашей мамой.

— Я в курсе. — Лани чуть склонила голову набок, нахмурилась. — А жемчужные серьги у мамы были?

— Хочешь и их прикарманить?

Она покачала головой.

— Джози, давай поговорим?

В ушах у меня звучали горячие тетины мольбы простить сестру, но ее вид в маминых серьгах — серьгах, присвоенных Лани ради свадьбы с украденным у меня мужчиной, — заставил мое горло сжаться, а сердце заледенеть и ожесточиться.