Книга Роман с призраком, страница 4 – Барбара Картленд

— Здесь тебе оставаться нельзя — и точка! — решительно заявил Джерард.

Его тон лучше всяких слов сказал Демелсе, какую репутацию имеет граф Треварнон в глазах ее брата.

— Он что, правда так порочен? — с любопытством спросила она.

Ей не было нужды пояснять, кого она имеет в виду.

— Когда дело касается женщин; это сущий дьявол, — резко ответил брат. — Я никогда не видел мужчины, который превзошел бы его в верховой езде, лучше разбирался бы в лошадях, стрелял, фехтовал или мог состязаться с ним в любом другом подобном занятии.

— Но ты и раньше рассказывал о нем. И я всегда считала его неподходящей компанией… для тебя, — тихо заметила Демелса.

— Какая там компания, — отмахнулся Джерард. — Я ему не ровня. Среди своих друзей он числит всего несколько человек. Правда, он со мной любезен, иногда даже приглашает на свои вечеринки, но не более того. Разумеется, граф вызывает у меня восхищение — кто бы им не восхищался. Он затмевает блеском всех других лондонских аристократов, исключая разве самого бога. Но по части женщин…

— А он никогда не был женат? — продолжала свои расспросы Демелса.

— Он и теперь женат.

— Я и понятия об этом не имела, — удивилась Демелса. — Ты ведь никогда не упоминал… леди Треварнон.

— Она — сумасшедшая. Заперта в желтом доме, где безвыходно находится уже двенадцатый год.

— Сумасшедшая! Какой ужас! Он достоин… сочувствия!

— Треварнон — сочувствия? — расхохотался Джерард. — Это с ним никак не вяжется! У него больше земель, чем у любого другого джентльмена в Британии, и он богат как Крез. Ходят слухи, что сам король в бытность регентом при сумасшедшем отце, Георге III, много раз одалживал у него деньги, и эти долги Треварнон никогда не получит назад.

— Но ведь у него жена — сумасшедшая, — возразила Демелса, у которой эта новость просто не укладывалась в голове.

— Похоже, это его не слишком беспокоит. Напротив, это весьма удобное обстоятельство для Треварнона. Граф может заводить романы направо и налево, но все его приятельницы с самого начала знают, что у них нет никаких шансов потащить его к алтарю.

— Но, может быть, он хотел бы жениться.

— Пока его жена жива, это исключено. И уверяю тебя, сам факт своего пребывания в этом ярме граф превратил для себя в удовольствие.

В смехе Джерарда послышалась горечь.

— Если Треварнон уходит, оставляя очередную женщину в слезах и с разбитым сердцем, ей некого винить, ведь с самого начала ей было известно, что он на ней никогда не женится.

— Это можно понять, — заметила Демелса.

— Ничего ты не понимаешь, — резко возразил брат. — Впрочем, это и неважно. Ты должна лишь принять во внимание, что я запрещаю тебе даже знакомиться с Треварноном и не допускаю никаких протестов на этот счет. Ты уедешь из дома сегодня же вечером, и не спорь больше со мной!

— Но куда же мне уйти? — спросила Демелса, очевидно, готовая подчиниться воле брата. — Без сопровождения я не могу отправиться к тете Элизабет в Нортумберленд, а если я возьму с собой Нэтти, то Бетси наверняка вообще откажется что-либо делать по дому.

— Господи, ты всегда из любого пустяка сделаешь проблему! — в сердцах вскричал Джерард.

— Вовсе нет, клянусь тебе, Джерард, я очень хочу тебе помочь. Но надо смотреть на вещи трезво. Ты не хуже меня знаешь, что весь этот дом держится на мне, что, когда ты приезжаешь, готовлю тебе я, я же слежу за постельным бельем, наведением порядка и чистотой.

— Так найми же кого-нибудь на время своего отсутствия! — раздраженно сказал брат. — Слава богу, на это у нас средства теперь есть.

— Кого же я найму? — воскликнула Демелса, теряя терпение. — Все женщины, от мала до велика, вплоть до последних неумех, и так уже наняты в услужение приезжими на скачки.

На это Джерард не мог ничего возразить.

— Более того, — продолжала Демелса, не на шутку разволновавшись. — Я не могу допустить, чтобы случайные люди хозяйничали в доме. Они могут испортить те немногие ценные вещи, которые у нас еще остались. Взять хотя бы мамины простыни с кружевами и наволочки, которые она так чудесно вышила.

Брат приготовился ей что-то возразить, но Демелса вдруг радостно хлопнула в ладоши и воскликнула:

— Я придумала! Я знаю, что мне делать! Я разрешила наши затруднения.

— Куда ты собралась? — живо заинтересовался брат.

— Мы забыли о комнате «священников»!

— Комнате «священников»? — эхом отозвался брат.

— Я буду спать там, — с воодушевлением продолжала Демелса. — Никто не узнает о моем пребывании в доме, а пока все будут на скачках, я стану прибираться и делать все необходимые приготовления к возвращению гостей.

Джерард смотрел на нее в задумчивости. Потом он медленно сказал:

— Мне не нравится твой план. Это слишком рискованно.

— Рискованно? — удивилась Демелса. — Чем?

Он не мог обосновать свои возражения, как будто впервые увидев сестру в совершенно новом свете.

Джерард настолько привык к ней, что ему никогда не бросалось в глаза, как она стала хороша, как отличается ее милый облик от привычного лондонского типа женской красоты.

Весь образ Демелсы был полон свежести, юности, почти детского очарования. От ее изящного овального личика с огромными глазами веяло неизъяснимой прелестью, как от едва раскрывшей свои лепестки маргаритки.

Фамильной особенностью Лэнгстонов были удивительного цвета глаза, в которых, когда свет падал на них под каким-то определенным углом, проблескивали фиолетовые искры.

Джерард полностью унаследовал семейные черты. Что касается Демелсы, то она удивительным образом сочетала отцовские удивительные глаза с пепельно-белокурыми волосами своей матери, отливавшими на солнце чистым серебром.

Это странное сочетание сразу приковывало к себе внимание и, вне всякого сомнения, могло заворожить любого мужчину, который встретился бы на пути Демелсы.

Сестра была на четыре года младше брата, но Джерард по-прежнему считал ее ребенком, что не мешало ему в то же время беззастенчиво пользоваться ее истинно материнской заботой.

Теперь он сказал себе, что обязан оберегать ее, особенно от такого типа, как Треварнон.

— Что ты на меня так смотришь? — спросила Демелса.

Джерард улыбнулся, что придало ему мальчишеское очарование. Несмотря на все его недостатки, он был добрый малый, и сестра, которую он так часто допекал своим мотовством и легкомыслием, любила его больше всех на свете. , — Я задумался о том, что, будь у тебя подходящие наряды, ты затмила бы в свете всех столичных дам. О тебе пошла бы молва по всем гостиным и клубам!

— Надеюсь, что ты шутишь, — зардевшись, возмутилась Демелса. — Мама всегда говорила, что даме не пристало быть предметом обсуждения в клубах. По сути, от этого она… перестает быть дамой.