Книга Офицерский крест. Служба и любовь полковника Генштаба, страница 2 – Виктор Баранец

Парочка оригинальных идей полковника особенно понравилась командующему войсками противовоздушной обороны – старенькому и вечно попахивающему коньяком генералу Торбину.

Слегка прикорнув в президиуме совещания, он встрепенулся во время громкого доклада Гаевского и, кажется, был в восторге от того, что услышал. Ибо воскликнул:

– Да этот подполковник нескрываемо умен! Далеко пойдет!

После того совещания и другие командиры стали предсказывать Гаевскому повышение по службе.

* * *

В том же году предстоял полку еще один серьезный экзамен – осенняя проверка. Гаевский построил на плацу личный состав и толкнул с кирпичной трибуны зажигательную речь.

Офицеры, стоявшие в первых рядах, негромко шутливым тоном переговаривались:

– Это похлеще чем Суворов перед броском через Альпы.

– Или Кутузов – перед Бородино.

А в тылу суровых камуфляжных рядов очкастый солдатик с неприконченным филологическим образованием насмешливо бубнил:

«Выходит Петр. Его глаза сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры, он прекрасен, он весь, как Божия гроза».

– Это че? Парфенов там опять ерничает? – повернув голову к строю, сквозь зубы говорил взводный Зенов, – ты у меня сегодня сапожной щеткой вот этот плац драить будешь! Пушкин нашелся, твою мать!

Вскоре тот же генерал Торбин и с такой же мучавшейся «после вчерашнего» штабной полковничьей свитой проводил строевой смотр, – с этого начиналась осенняя проверка.

Торбин обожал строевые смотры, испытывая к ним какую-то фанатичную любовь. В безупречно выглаженной адъютантом форме, в лаково сияющих сапогах, от блеска которых, казалось, жмурилось даже солнце, он грациозно делал приставные шаги вдоль офицерской шеренги и, становясь во фрунт перед каждым опрашиваемым им, впивался в него глазами с белками цвета вареных креветок и включал один и то же вопрос:

– Жалобы, заявления, просьбы, пожелания есть?

– Есть, товарищ генерал! – молодцевато рявкнул взводный Зенов, сверкнув плутоватыми глазами, – есть желание!

Торбин насторожился, офицеры свиты, стоявшие позади него, зашелестели блокнотами, как стенографисты северокорейского бога Ким Чен Ына, и ошпарили стоявшего рядом командира полка Гаевского лютыми и недоуменными взорами, – мол, это че за оборзевший кадр у тебя служит?

– И какое же ваше желание, товарищ старший лейтенант? – спросил Зенова Торбин, явно снедаемый начальственным любопытством.

– Служить Родине так, как вы, товарищ генерал!

Сердце старого генерала дрогнуло:

– Спасибо, сынок, – велюровым голосом сказал он, – далеко пойдешь!

Командир полка посмотрел на Зенова таким благодарным отеческим взглядом, который сулил старшему лейтенанту досрочное звание или вышестоящую должность. Ну, может быть, отпуск в конце лета или в начале осени.

– Орлы, орлы! – говорил Гаевскому тот же Торбин уже через неделю, когда один из дивизионов полка хорошо отстрелялся на полигоне под Астраханью, – я тебя за подготовку таких бойцов к ордену представлю.

Артем Павлович был так вдохновлен и удавшимся смотром, и результатами стрельб, и похвалой генерала Торбина, что его с бодуна потянуло на поэзию (тут надо сказать, что стихоплетством он баловался еще со школьных лет).

В то утро после ночной баньки с инспекторами приступ поэтического вдохновения пер из него, как дрожжевое тесто из кастрюли.

Закрывшись на ключ в своем командирском кабинете, он «плескал на раскаленные колосники» – пил с глубокой и блаженной отрыжкой ледяное пиво из горла, и, шаря мутными глазами по потолку, подрагивающей рукой писал на тыльной стороне памятки солдату:

Вскоре в «Красной звезде» появилось большое интервью с портретом Гаевского – черно-белый Артем Павлович с провинциальной натужностью задроченного уборкой хлеба кубанского комбайнера задумчиво смотрел вдаль.

Гаевский делился опытом снайперской стрельбы зенитными ракетами, а заодно казуистическим языком со множеством недомолвок (чувствовался почерк бдительного цензора) рассказывал о новых способах противодействия радиоэлектронным средствам противника.

Уже на другой день после публикации в газете, его вызвали телеграммой в Москву.

Он прилетел в столицу, где его долго и нудно пытали в военно-научном управлении Генштаба, а затем отвезли в военно-промышленную комиссию при правительстве. И там тоже высокие армейские чины, а также холеные люди в цивильном с какой-то ехидной недоверчивостью целый час «допрашивали» – как это он, супротив установленных требований, умудрился отстроиться «от вражьей глушилки» и метко запустить ракету.

На том экзамене он чувствовал себя, как рыба в воде, говоря о программах, алгоритмах и тестах. Сам Сергей Борисович Иванов (он курировал тогда военную промышленность в правительстве) пожал ему на прощание руку и облучил своей легендарной улыбкой.

Через несколько месяцев пришел в полк приказ министра обороны о назначении Гаевского в Генштаб. А следом и звание полковника подоспело.

* * *

Был он хорошо образован, строен и щеголеват, не то, что уж совсем красавец писаный, но весьма, весьма симпатичен. Сослуживцы частенько говорили ему, что он сильно похож на знаменитого актера Вячеслава Тихонова, но Артем Павлович всегда отвечал одинаково:

– Это он на меня похож.

По утрам Гаевский печально поглядывал в зеркало на свои войлочные седеющие виски, всегда нежирно попахивал импортным одеколоном (жена говорила «непатриотично вонял»). А еще – имел такой тембр баритонистого голоса, который каким-то колдовским образом приманивал женщин.

И вот так вдруг случилось на службе, на самом ее звездном полковничьем пике, – после семи генштабовских лет и ордена «За военные заслуги» он к ужасу своему оказался среди тех, кому надлежало отправиться в запас.

Но его от преждевременного выхода на пенсию спас случай, а точнее – начальник управления генерал Андрей Иванович Курилов. Хотя именно он первым с похоронным видом сообщил Гаевскому, что вынужден подчиниться приказу начальника Генштаба и сократить должность, на которой служил полковник (тогда в «мозговом тресте» армии сокращали десятки должностей).

Во время того тяжелого разговора Курилов вспомнил о дерзком выступлении Гаевского на совещании у начальника Генштаба. Артем Павлович был категорически против сокращения офицеров военной приемки на заводах, где производились зенитные ракетные системы. Более того, – Гаевский назвал такое решение преступным. Правда, и сам в тот момент испугался своих горячих слов – не переборщил ли? Но было поздно.

– Товарищ полковник, прошу выбирать выражения, – раздраженно бросил ему тогда начальник Генштаба Вакаров, – если вы ставите под сомнение директиву министра обороны номер 102, то вам не в армии служить надо, а на базаре картошку разгружать…