Книга Sex Only, страница 33 – Ашира Хаан

— По личному.

Они снова переглядываются. Я уже думаю, что это точно была очень плохая идея.

— На меня же заказан пропуск, в чем проблема? — спрашиваю.

— В том, девушка, что к Альберту Яновичу Валевскому, как и к любому человеку из руководства, просто так не ходят, — доверительным тоном говорит тот, что держит в заложниках мой паспорт. — Нужно записать кто вы, откуда, зачем пожаловали. Пропуск на их этаж тоже выдается не простой, абы кому мы его выписать не можем.

— А там не помечено, что мне нужен именно такой, непростой? — интересуюсь я и достаю телефон.

Что за фигня, в конце концов, даже любовнице никаких привилегий! Даже на «бентли» не покатал, а я тут должна унижаться.

Видимо, на моем лице отобразилось в этот момент именно то, что нужно, потому что пропуск мне все-таки выдают, хоть почти и не отрывая глаз от моего лица:

— Только лифт вам нужен специальный, вот к нему карточка.

Не знаю какими взглядами они меня провожают, но догадываюсь — не теми, как если бы они знали, что такая встрепанная, в джинсах и зимней куртке никакая девица может быть любовницей «руководства». От этого одновременно и горько, и смешно, и неловко.

И еще острее понимаю, что во-первых, наши отношения недолговечны, а во-вторых, только и обречены быть тайными. Вероятно я сама крайне удачно предложила удобный Альберту формат. Наверное, вздохнул с облегчением, что не придется выслушивать нытье и скандалы на тему того, что он меня скрывает.

Но это был еще не весь отрезвляющий опыт.

Я стащила куртку, взяла ее в руки и вошла в тот самый специальный лифт. На тридцатом этаже его двери открылись в белоснежный туман. Это была даже не операционная и не завод по производству процессоров. Это был какой-то футуристический пейзаж, интерьер космического корабля, в котором белоснежный пол сливается с белоснежными стенами, и даже воздух кажется стерильным. А может, и не кажется.

В стенах ниши в форме черно-зеркальных кубов, а внутри них выставлены камни — друзы, спилы и просто огромные необработанные самоцветы.

В этот момент мне становится как никогда понятно, что Альберта я совсем не знаю. Я знаю иронично-спокойного и уверенного в себе мужчину, который ценит очень живой и радостный секс, не понтуется и не сноб. Неужели такому человеку может нравиться этот стерильный интерьер? Я бы при нем побоялась трусы снять, если бы увидела офис раньше, чем его член.

Чтобы сделать ситуацию еще более дискомфортной, мне навстречу выходит… ну, наверное, секретарша. Я как-то забыла о такой важной детали. Мало попасть на этаж, еще должен быть контрольно-пропускной пункт для особых гостей. И главный пограничник тут — она.

На вид не больше двадцати, но в огромных зеленых глазах чуть больше опыта и стервозности, чем можно накопить к этому возрасту. У нее пухлые губы — если и накачанные, то это не заметно, зато при виде них мысли исключительно порнографические. У нее такая грудь в разрезе белоснежной рубашки, что оторвать от нее глаза крайне сложно при всей моей гетеросексуальной ориентации. Юбка-карандаш ниже колена, но настолько обтягивающая, что будь под ней белье, я бы заметила. Резинки чулок по крайней мере вполне различимы. Длиннющие ноги, и каблуки такой высоты, какую я до сих пор видела только у стриптизерш на пилоне.

От всей этой роскоши я впадаю в настолько глобальный ступор и смущение, что на ее явно вопросительный взгляд даже ничего не могу сказать. Дар речи пропал начисто, дар передвижения тоже.

— Здравствуйте, чем могу помочь? — она решает наконец перейти на вербальное общение.

— Я, ээээ… — сглатываю и все-таки отвожу глаза от ее груди. — Я к Валевскому.

— Альберту Яновичу? Вы журналистка? Встреча назначена на четыре, вы немного рановато. Подождете часик? Он очень занят.

Ее теплый тон и обаятельнейшая улыбка гипнотизируют. Я даже чуть не киваю и не отправляюсь читать журнальчики.

— Нет, я не журналистка. Он меня ждет.

— А кто вы? — она склоняет голову и снова так улыбается, что хочется рассказать всю свою биографию, начиная с детского сада — ведь такой доброй девушке наверняка очень интересно!

— Э-э-э.

Если я скажу, что Карина, это поможет? Или надо представиться по полной, включая номер ИНН и медстраховки?

Некоторое время она ждет моего ответа, но потом улыбка вянет, а голос становится ледяным:

— Вы уверены, что пришли по адресу? Могу я увидеть ваши документы?

Такой неловкой прелюдии к сексу у меня не было, наверное, никогда.

— Скажите Альберту Яновичу, что пришла Карина. — от злости я снова обретаю дар речи.

— Я скажу, — улыбается она холодной змеиной улыбкой.

Она шагает на своих ходулях к кабинету, из которого моментально появляется Альберт:

— Все в порядке, Кать, это ко мне.

Он кладет на мою спину только кончики пальцев, провожая в кабинет под уничтожающим взглядом Кати, но мне кажется, что мы практически трахаемся на ее глазах.

Захлопнув дверь, Альберт забирает у меня из рук и куртку, и сумку, кидает куда-то в сторону, вслепую попадая на вешалку и обнимает мое лицо руками, целуя долго и жадно.

— Я дико соскучился! — сообщает он. — Прости за Катю, она чересчур бдит.

— В четыре у тебя встреча, мы должны поторопиться, не так ли? — говорю я светским тоном, опускаясь на колени и расстегивая его брюки.

Самое идиотское, что обнимая губами член Альберта, я представляю, как здесь же, на этом месте и в этой позе стоит Катя в своей узкой юбке. И как это здорово выглядит — Альберт в светло-сером строгом костюме, ее темно-малиновые пухлые губы на его члене, его длинные пальцы в ее строгой прическе. Я в своем свитере и джинсах совершенно не смотрюсь в этой роли. Замените актрису.

— Нет, — говорит Альберт. — Иди сюда.

И он поднимает меня, снова целуя, забирается руками под свитер и гладит кончиками пальцев живот. Тянет за собой к огромному стеклянному столу, занимающему центральное место в таком же вылизанном, как коридор, кабинете, разве что в серо-черных тонах. Но здесь цветовую гамму разбивают яркие картины, очень напоминающие рисунки местных художников в Доминикане. Несколько чистых цветов, символические сюжеты, крупные мазки — очень похоже. Может, это они и есть? Только исполнены на два порядка профессиональнее тех поделок, что я видела в лавках для туристов. Неужели он привез их оттуда?

Альберт садится в свое огромное кресло, усаживает меня на колени и тянет вверх свитер.

Деловито расстегивает бюстгальтер, стягивает его и тут же прикусывает сосок. Его руки скользят по спине, гладят плечи, живот, пока губы обводят чувствительную нижнюю часть груди, а горячий язык оставляет на ней огненные росчерки.

Он втягивает в рот сосок, выпускает его и легонько дует, глядя мне в глаза. Ощущения тепла и холода, жарких поцелуев и этого дыхания встряхивают меня так, что я почти забываю о неласковом приеме.