Онлайн книга «Черный ферзь»
– Ты еще про медведя вспомни с велосипедом, – посоветовал мальчуган. – И вообще – это наши внутренние дела. Сами откровенно разберемся. – Маэстро, – зверь постучал лапой по земле. – Отвлекаетесь, маэстро, отвлекаетесь. – Я думаю, думаю. – Извините за мое собачье мнение, маэстро, но с самками вы что-то перемудрили. Вот у нас… – Оставь свое собачье мнение при себе. И уволь от подробностей ваших брачных обрядов. Со своей мамой я разберусь как-нибудь сам. – Зачем это вам, маэстро? Там! – зверь задрал морду вверх. – С вашими масштабами! Возрастом! Возможностями! А может вам сине-зеленые водоросли не нравятся? Давайте и их заодно переделаем. В буро-малиновые? Мальчуган задумался. – Глупость, конечно, – признался он. – Латать прошлое человека, которого лишь очень относительно можно назвать мной самим… Вновь и вновь возвращаться, мучая тех, кто еще помнит забавную гусеницу, которая давно превратилась в бабочку… – И я о том же, – проникновенно сказал зверь. Мальчуган уселся, скрестив ноги, еще раз полистал бумаги: – Встреча в чуждом мире – хорошо, экспедиция к артефакту – хорошо, бывший дружок… хм… Хорошо или плохо? – почесал затылок. – Вспомнить бы… Или спросить? Ты как думаешь, глубокоуважаемый Псой Псоевич? Зверь отвлекся от выкусывания свалявшихся клочков шерсти с лап и ядовито заметил: – Она несомненно будет рада. Столетняя разлука как ничто другое укрепляет чувства. Но не тело. Мальчуган аж передернулся, покраснел. – Рип ван Винкль какой-то, – продолжал изливать порции желчи Псой Псоевич. Мальчуган щелкнул пальцами, и зверь исчез. Растворился без следа. – Утомительный уровень, – опять пожаловался мальчуган. – Эмоции, гармоны. Как я отвык от всего такого! Ты не обижайся, но это как если бы тебя вот сейчас в подгузнике, спеленутого по рукам и ногам снова засунуть в колыбель. И поить грудным молочком. И петь колыбельные. И заново учить говорить. Он вернулся к бумагам, но тут же вновь отвлекся. – И на Псоя не обижайся. Зверь – он и в космологических масштабах зверь. Собственные тараканы в башке. Собаки ему, видите ли, не нравятся. Надо сделать так, чтобы они одичали! И чихать, что они с человеком вот уже сорок тысяч лет. Как пожили в тепле сорок тысяч лет, так теперь и в лесу сорок тысяч лет поживут. Хи-хи. Управляемая эволюция! Сингулярный прогресс! Новая сигнальная! Скажу тебе по секрету – управлять эволюцией гораздо легче, чем заставить двух примитивных существ полюбить друг друга. Никто до меня не пытался. Да и зачем? Кому там, – мальчуган ткнул пальцем вверх, – может понадобиться формула любви? Гравитация – это понятно. Слабое взаимодействие – тоже понятно. А вот любовь – непонятно. Но я добью, добью! – он стукнул кулаком по земле. – Вот увидишь, увидишь… Сворден Ферц очнулся от того, что его трясли за плечо. Все тело задеревенело от неудобной позы, в которой и сморил сон. Перед ним сидела Шакти и внимательно рассматривала. – Ты во сне слюни пускаешь, как маленький ребенок, – заявила она. Подбородок и впрямь оказался мокрым. Странное ощущение – словно из одного сна тут же, не просыпаясь, провалился в другой. Все вокруг заполняло мягкое желтоватое сияние. Пахло чем-то ужасно знакомым, но здесь абсолютно невообразимым – как если бы полуразложившийся труп благоухал ладаном. – Похоже на янтарь, да? – Шакти наклонилась и погладила ладонью пол. Сворден Ферц отвел глаза от свободного выреза ее майки. – Предположение, в общем-то, подтверждается. – Предположение? – он все никак не мог прийти в себя. – Развалины – никакие не развалины, а сложный комплекс, возведенный предположительно Вандерерами, – Шакти приблизила лицо к лицу Свордена Ферца, словно собираясь сообщить ему что-то по секрету. Взяла его руку, приложила к груди, которая оказалась небольшой и поместилась в ладони. Сердце отчаянно стучало. – Я не прошел кондиционирования, – пробормотал Сворден Ферц. – Ну и что? – прошептала Шакти, почти касаясь губами его губ. – Я могу тебя напугать… оскорбить… – Все так запущено? – Нет… Не в этом дело… – С девяти лет я была вещью, меня не испугать сексуальными паттернами дикарей племени мумба-юмба. – Какой вещью? – Личной и исключительной. Но строптивой. Которую лупили почти каждый день… Сворден Ферц сжал пальцы. Шакти прикусила губу. Он было ослабил хватку, но она затрясла головой: – Нет… Продолжай… – Это ненормально. – Что устраивает двоих, вполне нормально… Я ведь была полной дурой… Строптивой дурой… Хотела освободиться… Я и сейчас дура… – Почему? – Разве можно новому любовнику рассказывать о старых? Лучше сделай со мной то, что здесь делают с аборигенками… – Это будет больно и неприятно. Оскорбительно. Короткий смешок: – Высокая Теория Прививания убила физическую любовь. Она много чего сгубила, но этого человечество ей точно не простит… – О чем ты? – Нельзя оставаться воспитанным в постели. Настоящая любовь всегда запретна. У тебя случалась запретная любовь? – Нет. – А я слышала, что некоторые из вас вступают в связь с аборигенками. Так романтично! Боги, спустившиеся с небес, чтобы устроить на свой лад жизнь примитивных народов, и рыжекудрые красотки, делящие с ними постель, в надежде понести героическое потомство. Извечный миф. – Тебе больно? – Делай со мной все, что хочешь. Меня правильно воспитали. Назло учителям и докторам. Назло Высокой Теории Прививания. Только я это не сразу поняла. Мне казалось, что он испортил мою жизнь. – Если не хочешь… – Но тебе ведь надо знать. – Надо? – Разве ты теперь не женишься на мне? – Злая шутка. – Злая. Я вообще злая. С тех самых пор, как все открылось. По-дурацки. Набежали психотерапевты, наставники, охали, ахали, строчили диссертации, пичкали таблетками. А Учитель со мной ни разу с тех пор не заговорил. Представляешь? Я единственный человек в Ойкумене, который больше не имеет своего Учителя. Ох… – Ты не кричишь. – Да. Я доступная, но в постели нема как рыба. Легкое побочное действие терапии. – А по-моему ты очень даже разговорчивая. – Навет и диффамация. Утехи требуют тишины. Особенно здесь. В этом месте никто и никогда не занимался утехами. – Откуда знаешь? – Я же специалист по внеземным культурам. Забыл? Посредственный, конечно. Можно сказать, некудышный, но все же… |