Книга Подонок, страница 21 – Ульяна Соболева

— Про Хаврошечку не буду. Ты всегда плачешь.

— А ты плидумай холоший конец.

— Хитрая какая.

— Плидумаешь?

— Придумаю. Закрывай глазки и слушай.

Она уже давно спала, а я не могла уснуть. Все время невольно терла между собой пальцы, которыми касалась его спины. Как будто на них все еще осталось ощущение юношеской кожи. Она у него горячая, гладкая, шелковистая с золотистым отливом. И руки…не как у мажора, а грубые с выпирающими костяшками, жесткими ладонями. Не знай я Галаев могла бы подумать, что ему приходилось работать физически. В нем была какая-то зверская, примитивная привлекательность. Хищная, ядовито-сексуальная, вызывающая, харизматичная внешность. Торчащие в вечном беспорядке черные волосы, толстые брови, раскосые глаза, высокие, широкие скулы и большой, чувственный рот.

У него красивое тело. Юное, мужественное, поджарое. С стальными мышцами, выделяющимся прессом. Почти безволосая грудь и тонкая полоска от пупка под широкий кожаный ремень, чуть ниже под ширинкой внушительная выпуклость.

И взгляд. Волчий, дикий, необузданный. Пробирает до костей. Когда руками своими сгреб меня, сдавил, выдыхая мне в лицо. По всему телу дрожь прошла. И, нет, не отвращения. А незнакомая, будоражащая, огненная волна зацепила соски, скатилась к низу живота и разлилась истомой в промежности. От неожиданности я оторопела. Мне захотелось его ударить, сделать ему больно. Чтобы отрезветь… я ведь не могу к этому мальчишке вот так. Не могу ощущать…возбуждение? Он противен, он ненавистен …он…Он спас мою дочь. Вот так вот просто. В разгар нашей ссоры, не раздумывая, еще до того, как я поняла, что происходит просто взял, закрыл собой и упал с ней на обочину.

Он мог погибнуть вместе с ней. Но даже не подумал об этом. Промакивала его щеку и смотрела в эти зеленые глаза. Острые, жгучие…как будто разрезают на мне одежду. Трогают тело, жгут мою кожу. Мне почему-то казалось, что эти нервные руки с длинными пальцами умеют ласкать женское тело. И…это рот. Как близко он от моих губ. Если поцелует я …что я сделаю? И перед глазами адские картинки бешеного поцелуя, как сдирает с меня одежду и берет прямо там на кухонном столе…О, боже! Я ведь никогда ничего подобного не испытывала. После Боди…секс стал чем-то неприятным, отталкивающим, болезненным. Я даже не занималась мастурбацией, потому что мне не о чем и не о ком было фантазировать, а мои воспоминания только усугубляли мою якобы фригидность.

«— Фригидная сучка, которая даже задом вертеть не умеет, чтоб я быстрее кончил. Все оргазмируют от секса, а ты лежишь бревном. Покричи хотя бы.

— Если ты меня не любишь, Богдан. зачем мы вместе?

— При чем здесь любовь. Я сейчас тебя трахаю…сделай хоть что-то…не знаю потри себя там. Помоги себе. Ты когда-нибудь кончала?

— Нет

— Фригидная…ясно. К врачу сходи…»

К врачу я не пошла. Я научилась притворяться и все стали счастливыми…Он стал. А я? Я думала, что со мной что-то не так и что я никогда и никому не буду нужна, кроме Богдана.

* * *

Закрыла глаза и тяжело выдохнула. Я с ума сошла. Это же Дёма…Дёмкааа. Он мог бы быть мне младшим братом. От этих мыслей и от стыда начинают полыхать щеки и хочется сдавить свои груди, чтобы соски расслабились. Не ныли от напряжения.

Меня разбудил звонок в дверь. Встала сонная с постели, накинула на плечи кофту и поплелась к двери. Посмотрела в глазок и резко отпрянула. Мне кажется. Я все еще сплю. Снова посмотрела. Нет, не кажется. Стоит, облокотился о лестничные перила, жует жвачку смотрит то в глазок, то на потолок. Сегодня воскресенье…

Открыла дверь, кутаясь в кофту и почему-то думая о том, что я страшная, сонная. Неумытая. Ужас.

— Доброе утро.

Ткнул мне какой-то цветок, явно сорванный с клумбы во дворе. А меня умилило. Не знаю почему. Стало тепло в груди и губы невольно растянулись в улыбке.

— Я пришел починить кран.

— Ты умеешь чинить краны?

Взяла цветок и автоматически поднесла к лицу, понюхала. Но пахнет не цветком, а парфюмом Демона и его сигаретами. И мне нравится этот запах.

— Я много чего умею. Если б узнала не поверила бы.

Прозвучало двусмысленно и я плотнее укуталась в кофту.

— Ну проходи. Только не шуми, Поля еще спит.

— А ты…ты тоже спала? Разбудил?

Развернулась и неожиданно наткнулась на него, потому что стоял за моей спиной. Вблизи его глаза настолько светлые, настолько зеленые, что кажется такую зелень можно увидеть только на рассвете в лесу. Как сквозь нее пробивается солнце. Челка упала ему на лоб, на переносицу и мне ужасно захотелось ее убрать. Зарыться пятерней в непослушные волосы. И эти губы. Они…они такие порочные, такие греховно сочные, большие.

— Я тоже спала.

— От тебя пахнет молоком. — сказал над самыми моими губами и у меня закружилась голова от этого напора, от этой страсти в голосе. Я каждой клеточкой ощутила, что он меня хочет. Без единого слова, без намека. Я видела этот голод в его глазах. И не было ничего более эротичного, чем этот взгляд, сжирающий мое лицо.

— А что вы тут делаете?

Мы оба повернулись к Поле. Она стояла перед нами в пижаме, удерживая зайца за одно ухо и смотрела то на меня, то на Демьяна.

— Я пришел исправлять ваш кран.

— Лано плишол и всех лазбудил. Мама сделай Дёме чай. А мы с зайцем пошли умываться.

Заявила деловито и поплелась в ванну.

Ранее

— Какая наглость заявиться ко мне и напоминать о своем ребенке.

— О вашей внучке.

— Официально она не моя внучка и ты письменно это подтвердила. Так что можешь разворачиваться лицом к двери и походкой от бедра покинуть мой кабинет и унести с собой все свои алчные амбиции. Знал, что рано или поздно жадность возьмет верх и ты объявишься. Это был лишь вопрос времени.

Будь это та Михайлина, которая много лет назад боялась собственной тени, она бы сейчас трусливо ретировалась назад и вылетела пулей из кабинета. Но от нее мало что осталось, она была вынуждена исчезнуть и уступить место силе, устойчивости и наглости. И меня больше всего волновала моя сестра. Я видела перед собой ее грустные, полные отчаяния глаза. Как она смотрела на меня, сколько надежды, веры, что вот сейчас все станет хорошо. И мне хотелось горы свернуть, чтобы подарить ей вот это «хорошо». У меня была моя Полинка, а у нее никого…все эти годы она ждала меня. Помнила.

— Я помню, что вы вынудили меня подписать, я также помню, что действительно никогда в жизни не хотела видеть никого из вашей гнилой семейки. Искренне надеялась, что вы давно истлели.

Коварная ухмылка пропала с его лица и глаза сверкнули яростью.

— Ты что себе позволяешь жалкая сучка!