Онлайн книга «Четки Изабеллы Кастильской»
|
Странно… почему бы это? Может быть, мастер, который делал эту печь, хотел привлечь внимание к этим двум изразцам? Они действительно приковали к себе мое внимание, такие они были красивые, живые, они даже казались теплыми… Я невольно прикоснулась к изразцу с Колумбом, и он действительно показался мне теплым, как будто я дотронулась до живой человеческой руки. Чтобы проверить свое ощущение, я дотронулась до другого изразца. Он был чуть холоднее. Тогда, не убирая руку с того изразца, где был нарисован Колумб, я положила руку на второй – тот, где королева. И этот изразец тоже показался мне теплым, как будто его нагрело солнце Испании. Я слегка надавила на оба изразца… И вдруг случилось неожиданное. Два изразца, к которым я прикасалась, перевернулись, как костяшки домино. Сначала мне показалось, что на обратной стороне этих плиток были такие же рисунки – Колумб и королева, однако, внимательно приглядевшись к ним, я увидела, что королева теперь приветливо смотрит на Колумба, а мореплаватель протягивает ей тот свиток, который прежде был у него под мышкой. И свиток у него в руке развернут. Приглядевшись к этому свитку, я поняла, что это не карта, как я подумала вначале. Вместо очертания неведомых земель и таинственных островов на развернутом свитке было написано несколько цифр. Это были не привычные нам арабские цифры, а римские, которыми принято обозначать порядковые номера королей и римских пап, а также столетия. Я уже не раз говорила, что питаю слабость к цифрам и хорошо их запоминаю. Вот и сейчас римские цифры на изразце намертво отпечатались в моей памяти. Они были расположены столбиком, и цифры были вот какие: XII VI VII IX XIV VIII В переводе на обычные арабские цифры это выглядело так: 12 6 7 9 14 8 Сама не знаю зачем, я запомнила и римские цифры, и их арабские значения. А потом под влиянием неосознанного порыва я снова положила ладони на два особенных изразца и слегка нажала на них. И изразцы снова перевернулись, рисунки на них приняли прежний вид – Колумб сжимал свиток под мышкой, королева отвернулась от него, как будто у нее были дела поважнее, чем открытие Америки. Спала я долго, потому что сегодня была суббота. Так что разбудила меня кошка Дуся, которая в негодовании просто вцепилась когтями мне в волосы. Хорошо хоть не в глаза… Но, как оказалось, вовремя, потому что едва я успела накинуть халат в медвежатах, как в дверь постучали. Поскольку Дуся не проявляла признаков беспокойства, я распахнула дверь и увидела Студнева. В руках у него был большой серебряный поднос, уставленный контейнерами с едой. – Вот, – сказал он и отчего-то вздохнул, – я заказал на дом. Принесли. Еще теплое. Еду он заказал из итальянского ресторана, там была паста, пицца, еще какая-то рыба, парочка салатов. Я покачала головой – в жизни двоим людям столько не съесть, но голод вдруг так скрутил желудок, что я выбросила из головы все мысли, кроме одной: как бы наесться. Вся посуда была одноразовая, таким образом Студнев решил проблему. – Посудомойку, – сказал он, – эти сломали сразу же. Ну, я примерно так и думала, увидев в раковине гору грязных чашек и тарелок. Мы долго ели, потом пили кофе, который он заварил сам и принес в кабинет, где разлил по двум красивым старинным чашкам. Я за это время успела накинуть на себя кое-что поприличнее чужого халата. И вот когда кофе был выпит, Сергей Сергеевич смущенно закашлялся, потом проговорил неуверенным голосом: – Лидия, после нашего вчерашнего разговора я много думал… точнее, вспоминал… и вот я вспомнил один эпизод… Он замолчал, опустил глаза. Я взглянула на него удивленно. Что это с ним сегодня? Как-то он на себя не похож. А он продолжил: – Это было очень давно. Мне было, может быть, лет пять-шесть, не больше… Он снова растерянно замолчал. Я тоже молчала – хочет что-то сказать, пускай говорит, а я его подталкивать не буду. – Я про тот случай много лет не вспоминал. Да я вообще не был уверен – на самом ли деле это было или приснилось мне. Но пожалуй, что было. Как-то раз я задремал в кабинете у деда, вот на этом диване, только обивка тогда была другая. И вот я вдруг проснулся и увидел, что дед стоит на скамеечке – у него была такая удобная скамеечка, чтобы доставать книги с верхних полок. Но он стоял не возле книжного шкафа, а возле печи, и что-то делал с изразцами. Я окликнул его, спросил: «Что ты делаешь?» А он повернулся, удивленно так взглянул на меня и сказал: «Спи, малыш! Ты ничего не видел, это тебе просто приснилось!» И вот, я поверил ему и заснул, и так и думал, что это был сон, но теперь мне кажется, что это было на самом деле… я так отчетливо вижу ту картину – дед на скамеечке и эти изразцы… – Постойте! – перебила я его. – Но откуда печь в кабинете? Ведь она частично в детской и частично в коридоре! – А, это сейчас так, после ремонта. А раньше кабинет был огромный, метров пятьдесят, это потом, когда я женился на Оксане, мы его разгородили и часть отвели под детскую. Но одна сторона печи, один ее бок остался в кабинете, он не виден, потому что закрыт книжным шкафом. Если хотите, могу показать… – Да нет, зачем, не нужно! – запротестовала я, но Сергей Сергеевич уже загорелся, подошел к высокому книжному шкафу, уперся в него плечом, поднатужился… – Де не стоит! – повторила я. – Это тяжело… Ну, вот это было ошибкой. Студнев решил, что я сомневаюсь в его силе, и поднажал. Шкаф со скрипом отъехал в сторону, и за ним действительно оказался отделанный изразцами печной бок. Изразцы здесь были не хуже, чем в коридоре и детской, только опять другая тематика рисунков – вместо парусных кораблей, тропических островов или средневековых замков на этих плитках были пышные цветы и травы, а среди них разгуливали животные или удивительные, сказочные создания – грифоны и единороги, львы и лошади, волки и медведи. Все эти изображения были очень тщательно выписаны, они были, с одной стороны, очень выразительны, с другой же – наивны и бесхитростны, как детские рисунки. – Какая красота! – проговорила я искренне. Впрочем, в этой квартире было так много красивых вещей, что я уже перестала удивляться. – Да, и правда, очень красиво, – согласился Сергей Сергеевич, разглядывая изразцы. – Надо же, я их уже лет двадцать, наверное, не видел… Он попытался поставить шкаф на место, но это оказалось гораздо труднее, чем сдвинуть его. Шкаф прирос к новому месту, словно пустил там корни, и не хотел возвращаться. |