Книга Айболит в законе, страница 49 – Александр Охотин

— Тебе хватило бы. Так как ты здесь оказался? Не с парашютом же прыгнул? Хотя ты, говорят, любишь в самолётики поиграть.

— Будешь смеяться, но я перелез через забор, — ответил я, закуривая.

— Опять гонишь?

— Зачем мне это?

— Не понял… Ренат, это что за хренота?! — повернулся Калач к одному из присутствующих.

— Калач, ну что ты, в натуре? — завертелся тот на месте. — Я же говорил, пробки полетели, электрик менять приходил.

— Пробки?! — рассвирепел Калач. — Да на кой мне нужна такая охрана, если пробки перегорают! За это время любой урод может через забор перелезть! — Он ткнул пальцем в мою сторону.

— Почему это любой? — сказал я. — Отнюдь. И прекрати меня обзывать.

— Я не о тебе вовсе, — махнул рукой расстроенный Калач. — Ренат, чтоб к вечеру заменили эту проволоку чем-нибудь посерьёзней. Понял?

— Да, — ответил Ренат, уперев глаза в колоду карт.

— Слушай, Калач, — вмешался я, сочтя, что наступил удобный момент. — А что у тебя делал Горенец? Почему он приезжает сюда каждый день, да ещё с дочерью Богданова?

— Больше тебе ничего знать не хочется? — он взглянул на меня, недобро блестя глазами.

— Хочется, — честно признал я. — Но я скромный.

— А ты не стесняйся. — Калач налил себе водки.

— Хорошо. Что здесь делает Богданов?

Калач поперхнулся и закашлялся. Игроки за столом заметно напряглись. Воздух за моей спиной чуть заметно шелохнулся, и я понял, что обладатель остро заточенного лезвия опять где-то поблизости. Калач поднял на меня слезящиеся глаза.

— Точно у тебя здоровье слабое, Айболит. Особенно голова страдает, — он постучал согнутым пальцем по моему черепу. — Глюки мучают? Так лечиться надо, братан, не затягивать с этим.

— Спасибо за совет, — усмехнулся я. — А Олег мне тоже привиделся?

— Ты что, мент, что ли, допрос тут устроил?! — окрысился он. — Сам с ним разбирайся, куда он ездит и зачем. Захочет — ответит, а нет, значит, перетолчешься.

— Вот и поговорили, — я поднялся. — Спасибо за всё, но мне пора.

— Сядь, не мельтеши, — распорядился Калач. — Олег привозил Наташку по моей просьбе. Крестница она моя, понял? А так как батя её сейчас не при делах, то я за неё отвечаю. Вот и хотел расспросить Нату, не наезжает ли кто, то да сё…

— Заодно в картишки с ней перекинуться, — в тон ему невинно продолжил я.

— Ты, — зашипел он, мрачнея, — ты чего из себя крутого строишь, а?! По рогам давно не получал?

— Не надо так злиться. Для здоровья вредно. Сердечко ещё не шалит, нет? Обязательно зашалит, — уверенно пообещал я, — если будешь вякать лишнее. И мне ты ничего не сделаешь, так что не пугай. Тронь

хоть пальцем, и всю оставшуюся жизнь, очень короткую, кстати, проведёшь в поисках пятого угла. Артём за меня спросит, так и знай.

— При чём здесь он? — удивился Калач.

— При том, — ответил я. — Узнаешь со временем.

— Продался, гадёныш? — снова зашипел он. — Всегда считал, что нельзя доверять фраерам вроде тебя, которые себе на уме.

— Это была единственная умная мысль, которая посетила твою голову? Негусто. Теперь я понимаю, почему Наташа никогда не рассказывала о своём крёстном. Стыдилась, наверное.

— Вали отсюда!! — заорал Калач, багровея. — И считай, что заново родился. Если бы не… — он замолчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя на меня.

— Можешь не продолжать, — сказал я. — Всё и так ясно. Но, видишь ли, при всём желании я не могу свалить отсюда. Дело в том, что у меня действительно в бензобаке пусто. Не выручишь, а?

Он обомлел от такой наглости и какое-то время только беззвучно открывал и закрывал рот. Потом выдавил, отворачиваясь:

— Ренат, отвези этого… — он сморщился, будто от оскомины. — Чтоб духу его здесь не было. А если ещё раз кто-нибудь перелезет через забор, я с тебя спрошу, понял?

— Да. — Ренат бросил колоду на стол и поднялся. Судя по всему, он был рад хоть на время скрыться подальше от рассерженного авторитета.

— Езжайте, — процедил Калач.

Мы с Ренатом дружно затопали к выходу. Сев за руль, он покосился на меня и сказал:

— Горя ищешь, парень. Калач тебе не простит сегодняшний базар.

Я отмолчался. Простит, не простит, вот печаль. Меня в данный момент больше мучили совсем другие мысли.

— Куда тебя отвезти?

— В город. А там определимся, — ответил я.

Дядя Паша, открыв дверь, недоверчиво посмотрел

на меня. Потом отступил назад, повернулся и крикнул в глубину квартиры:

— Сонь, ты только посмотри, кто к нам пожаловал! Беглый племянник скрывается от правосудия в доме дядьки-мента! Картина Репина, ей-богу!

— Что ты кричишь. — Тётка появилась из кухни, на ходу вытирая руки. — Заходи, Саша. Голодный?

— Вообще-то, да, — признался я. — А с чего ты взял, дядя Паша, что я скрываюсь от правосудия?

— С чего? — возмутился он. — Ориентировка на тебя была! Дожили! Позор какой!

— Никакого позора, — сообщил я, снимая пальто. — Обычная накладка вышла. Компетентные органы во всём уже разобрались, извинились и отпустили меня с наилучшими пожеланиями. Жаль, гражданин начальник, что вам это до сих пор не известно.

— Как так? — растерялся он. — Я ведь сам утром на совещании слышал… Погоди, ты это серьёзно?

— Позвони на работу, — предложил я. — Хотя мне, конечно, обидно, что ты поверил в такое. В чём меня, кстати, обвиняли?

— Сказали, есть информация, что ты Бубна убил, — неуверенно ответил он. — Это правда?

— Совсем сдурел, старый? — вмешалась тётка. — Ты что, Сашу не знаешь?

— Сам не пойму в последнее время, — проворчал он, испытующе глядя на меня. — Ох, смотри, Санька, допрыгаешься. Дай-ка я всё-таки позвоню на работу, — решился он. — Узнаю, что за сволочь такие накладки допускает.

— Потом узнаешь, — решительно вмешалась тётка. — Мойте руки, ужин стынет.

— А в контору свою можешь не звонить, — через несколько минут промычал я с набитым ртом, — я и без того знаю, чьих это рук дело.

— Да ну? — дядька отложил вилку.

— Конечно, — кивнул я. — Майор Саблин, девятое отделение.

— Кто? Саблин? Не может быть, — не поверил он.

Пришлось рассказать ему о своём вчерашнем задержании. О том, что Саблин работает на Артёма, я тоже упомянул.

— Странно, — протянул дядя Паша. — А ты ничего не напутал? Саблин всегда был правильный мент, ни у кого с рук не ел.

— Спутаешь тут, — я отодвинул пустую тарелку. — Его толстую рожу ни с кем не спутаешь.