
Онлайн книга «Таинственная служанка»
Сельский врач был малоопытен, а денег заплатить за консультацию другого врача у семьи не было, поэтому раны Мориса Чарлтона заживали крайне медленно. Началось осложнение в виде тяжелой пневмонии. Его жена и дочь едва успели понять, что происходит — настолько скоропостижно он скончался. — Мне кажется, ему не хотелось жить! — горестно воскликнула Жизель, рассказывая графу о том, что произошло. — Ему было так стыдно и больно, что люди, которых он считал своими друзьями, не поверили в его невиновность! Когда она продолжила рассказ, в ее голосе зазвучала невыразимая печаль. — Он всегда был человеком чести, человеком слова. Даже когда мы были совсем маленькими, нас сурово наказывали, если мы позволяли себе солгать хоть в самом малом. — Я понимаю, что тебе очень больно об этом говорить, дорогая, — попытался успокоить ее граф, — но ты должна понять: факты говорили против него. Кроме него, ключа не было ни у кого — ему единственному герцог Веллингтон доверял свои секретные бумаги. — Если бы он… не имел дела… с той женщиной, то такого, возможно, и не случилось бы, — осуждающе проговорила Жизель. Граф понял, что Морис Чарлтон признался жене и дочери в своих отношениях с Мари-Луиз. И, видимо, это известие ранило Жизель сильнее всего. Дети, особенно юные, всегда нетерпимы к недостаткам и слабостям родителей. Поскольку ему не хотелось говорить на эту тему, он сказал: — Расскажи мне, что произошло после того, как умер твой отец. — Мама решила, что Руперту необходимо ходить в школу… пусть даже в самую дешевую, где платить надо пенни в день. Плохое образование все равно лучше, чем никакое. Вздохнув, она добавила: — Она все время сидела над своими вышивками. Они получались у нее такими красивыми, что мне без труда удавалось продать все, что она делала. В модных лавках нам платили очень мало, а с покупателей брали огромные деньги. — И поэтому вы приехали в Челтнем? — Мы нашли жилье за городом, в деревне, — ответила Жизель. — И там нам было очень хорошо. А потом Руперта сбил фаэтон. Граф увидел, как на ее лицо упала тень пережитого ужаса, который был слышен и в голосе. Он поспешно обнял девушку. — Тебе надо поскорее все это забыть, мое сокровище, — сказал он. — Ньюэл сказал мне, что через полгода Руперт даже не будет прихрамывать. А до этого времени я намерен нанять для него гувернера. А потом, если ему понадобится дополнительное лечение, я устрою ему и твоей матери поездку на какой-нибудь из целебных источников Европы. — Ты… так добр… Так необыкновенно добр! — прошептала Жизель. Граф уже сказал ей, что предоставит миссис Чарлтон дом на территории своего поместья, в Линд-Парке. — Там есть несколько очаровательных маленьких особняков, в тот числе и тот, который предназначен для вдовствующих графинь. Надеюсь, твоей матери он понравится. Таким образом твои близкие будут неподалеку от нас. Не сомневаюсь, что твоя мать и Руперт найдут в округе немало хороших друзей. Помолчав, граф мягко добавил: — Но я буду ревновать, если ты станешь проводить с родными слишком много времени и забывать обо мне. — Ты же знаешь, что этого не будет, — запротестовала Жизель. — Никогда, никогда! Я хочу быть с тобой. Я хочу быть рядом с тобой… все время. И всегда этого хотела. Она немного грустно улыбнулась. — Ты даже не можешь себе представить, как мне обидно было тратить на Джулиуса то время, которое я могла проводить с тобой! Я понимала, что ты придумал эту роль богатой вдовы не только для того, чтобы спасти его от неудачного брака, но и для того, чтобы помочь мне, но мне гораздо больше нравилось… быть твоей сиделкой. — Моей сиделкой, моей помощницей, моей вдохновительницей — и моей любимой! — поправил ее граф. Она на секунду прижалась щекой к его щеке, и в этом прикосновении было больше нежности, чем в любом поцелуе. Граф уже в который раз подумал, что никогда прежде не встречал женщины, способной на такие милые жесты и поступки. Взгляда огромных глаз Жизели и нежной мелодии ее голоса было достаточно для того, чтобы сказать о ее любви к нему гораздо красноречивее любых слов. И с каждым часом, с каждой минутой она становилась для него все желаннее. — Ты еще недостаточно поправился, чтобы жениться! — запротестовала Жизель, когда граф сказал, что хочет назначить их свадьбу на третий день после драмы, разыгравшейся во время театрального представления полковника Беркли. — Больше я ждать не смогу! — властно заявил он. — Я уже один раз чуть тебя не потерял и больше рисковать не собираюсь. Ты выйдешь за меня замуж здесь, в Челтнеме, а на следующий день мы уедем в Линд-Парк. Жизель попыталась было возражать дальше, но он прижал палец к ее губам и добавил: — Позже, когда я буду совершенно здоров, я собираюсь увезти тебя за границу, но сейчас, я думаю, мы оба будем рады спокойно пожить в моем поместье. — Мне все равно, где жить — хоть в угольной шахте или на луне; — лишь бы я была там с тобой! — ответила она. — Пока я тебе не надоем, — поддразнил ее граф. — Ты же не думаешь, что это может случиться? — почти обиженно воскликнула она. — Гораздо вероятнее, что это я тебе надоем. Ты не любишь строптивых женщин и сердишься, когда я с тобой спорю. — Мне нравится все, что ты делаешь, — уверенно сказал он. Граф притянул ее к себе и заставил посмотреть ему в лицо. — Я говорю тебе чистую правду, Жизель, — негромко проговорил он. — Никогда в жизни я не знал ничего столь чудесного и волнующего, как твои губы. Прежде я никогда не испытывал такой трепетной страсти. — Это… правда? Вместо ответа он начал целовать ее, так что щеки ее запылали, а глаза начали сиять, словно звезды. А потом, разжав объятия, он проникновенно сказал: — Если ты думала, что я смогу ждать, то ты глубоко заблуждалась. Я завтра же должен сделать тебя моей женой! И уже здоров, мое сокровище, вполне здоров, и могу показать тебе, как сильно я тебя люблю. Страстное желание, прозвучавшее в его голосе, заставило ее смущенно спрятать лицо у него на плече. Он поцеловал ее волосы, а потом, нежно гладя их кончиками пальцев, добавил: — Завтра ночью я увижу, как они падают тебе на плечи, и узнаю, какие они длинные. Я часто об этом думал, когда смотрел на тебя. Их венчание прошло очень скромно — в приходской церкви Святой Марии, построенной еще в двенадцатом веке. Шафером был полковник Беркли, а в качестве свидетелей присутствовали только миссис Чарлтон и капитан Сомеркот. — Если мы пригласим кого-то одного, то должны будем пригласить всех! — сказал граф. — А мне всегда противна была мысль о том, что человек должен превращаться в ярмарочное зрелище только потому, что он женится на той, кого любит. |