Книга Чертовка в Академии магии, страница 50 – Мстислава Черная

Моё сознание угасает, всё происходит почти само собой — магия проходит по стержню и выплёскивается в сердце твари.

По ушам бьёт оглушительный визг, и вслед за ним приходит непроглядная тьма. Я окончательно теряю сознание, последняя искра жизни затухает. Я не знаю, сколько длится беспамятство. Я, наверное, должна была умереть, но почему-то чернота небытия сменяется сном. Тот самый до одури надоевший кошмар. Знакомое болото, но, если раньше сон всегда начинался с того, как я бреду по воде, зарываясь по щиколотку в ил, то сейчас я сразу оказываюсь в затягивающей трясине почти у самого дна.

Вокруг меня кружат болотные светлячки, и откуда-то я знаю, что они освещают путь наверх.

— Мирта, руку. Я помогу.

Рядом со мной оказывается Ринон. Он бледен, как утопленник, он по-настоящему мёртв, а у меня ещё есть шанс, достаточно позволить ему поднять меня на поверхность.

Я скорее по наитию, чем осознанно, оборачиваюсь.

Рамис без сознания, он плавно опускается ко дну, руки безвольно раскинуты, пряди тёмных волос извиваются будто водоросли. Никто не спешит к Рамису на помощь.

— Ему тоже помоги, — требую я.

— Он будет одним из нас.

— Нет!

Я помню, что во что бы то ни стало, нужно как можно скорее вынырнуть, но разворачиваюсь и гребу ко дну, благо я почти рядом.

Я протягиваю руку, хватаю Рамиса за ворот. Почему вдруг так тяжело становится? Взрослый мужчина не может весить как пушинка, это понятно, но в воде вес всегда иначе ощущается, легче.

Помогая себя второй рукой, я во всю пытаюсь работать ногами. Призраки куда-то исчезли, болотных огоньков и тех меньше. Я борюсь, до последнего борюсь, но в глазах снова темнеет. Теперь уже навсегда. Я так и не дотянулась до поверхности, как жаль. Зато королевна, как я прозвала про себя эту тварь, больше никого не убьёт, так что я победила. Я улыбаюсь и почти соскальзываю в небытие.

Щёку обжигает лёгкой болью, именно боль заставляет сосредоточиться.

— Очнись, Мирта! Дыши!

Зачем? Мне и без дыхания хорошо, волшебная лёгкость и безграничная свобода так прекрасны, что я цепляюсь за беспамятство.

Новый ожог.

А боль не сильная, скорее яркая. Спать мешает…

— Очнись!

Голос знакомый. Рамис?

Ему обязательно трясти меня прямо сейчас? Неужели не видит, как я устала?

— Изверг.

— Мирта!

Щёки больше ничем не обжигает, а вот тряска становится резче, злее. Никакого сна…

— Отстань, пожалуйста, — прошу я уже вполне осознанно.

— Мирта, открой глаза и посмотри на меня.

Изверг.

Может, что-то случилось? Голос, до меня с запозданием доходит, звучит сдавленно, и в нём целый океан волнения. Волнения за меня? Вообще, где я?! Не дома. Стоп, дома у меня больше нет. Я не в своей комнате в общежитии. Я вообще не в постели, а на прохладной очень жёсткой шероховатой поверхности. Каменный пол?

— А?..

Тело слушается плохо, затягивавшее меня небытие отступает, и ко мне возвращаются ощущения. Слабость такая, что рукой не пошевелить. Веки неподъёмные. Язык едва ворочается, каждое следующее слово даётся с большим трудом. Но хуже всего иное. По венам, с каждой секундой разгораясь всё ярче, бежит огонь.

Я приоткрываю глаза.

— Наконец-то.

Рамис выглядит жутковато. Бледный, под глазами чёрные круги, а на шее синяк похожий на след от удавки.

— Что с тобой? М-м-м…

— Болит? Мирта, что не так?

— У меня будто вместо крови лава, — всхлипываю я.

Рамис виновато качает головой:

— Прости, придётся потерпеть. Это растяжение энергетических каналов.

— Что?! Мне нельзя.

— Считай, что у тебя уникальный случай. Помнишь, как ты в зеркало шагнула?

— Ага.

— Вот внутри была особая среда, полезная для энергетической структуры. Само по себе нахождение там бесполезно. В том смысле, что надо, навскидку, не меньше года безвылазно сидеть, чтобы каналы нормально укрепились. Но ты уничтожила существо, которое поддерживало это пространство. Магия покинула зеркало… через тебя.

— О? А про какое существо ты говоришь? — разговор неплохо отвлекает от боли.

И не только разговор. Рамис держит меня за руку и большим пальцем мягко массирует мою ладонь, нажимая то чуть сильнее, то чуть слабее. Да и бегущая по венам лава хоть и не остыла, но почему-то больше не жжёт, я просто чувствую ей жар.

— Которое в зеркале на троне сидело и выглядело, как женщина. Оно что угодно, но не живой человек. Полагаю, нежить, хотя это странно.

— Почему?

Ответ я и без Рамиса знаю, но мне нравится его слушать.

— Я всегда считал нежить выдумкой, страшилками из древних легенд. Ошибался. Мы все ошибались. И такую угрозу едва не пропустили. Ты как, Мирта?

— Уже лучше.

Оказывается, я лежу не на камне, а на бронзе. Рамис мягко удерживает меня, не позволяет подняться.

— Не торопись, тебе нельзя двигаться, пока энергетические каналы не успокоятся. Пить хочешь?

— Хочу.

— Я принесу воду из лагеря. Минут пять, хорошо?

— Угу.

Так мы всё ещё под землёй? Ну да, логично.

— Рамис, ты как себя чувствуешь? — спохватываюсь я.

— Получше некоторых, — хмыкает он. — Лежи спокойно, со мной всё в порядке

Трудно поверить. Ко мне постепенно возвращаются воспоминания, как я прыгнула в зазеркалье, как мы оказались без воздуха и едва не задохнулись, как я пыталась вытащить нас обоих, но у меня не получилось. Так почему мы живы? Нет, я этому факту очень рада, но непонятно же. Видимо, с гибелью королевны погибло и зазеркалье, а нас с Рамисом выбросило в реальный мир.

Лежать на бронзе неудобно, я пробую чуть сменить положение, заодно поворачиваю голову. Рамис так спокойно ушёл. Разве мы одни? А те «куколки», которых он обездвижел.

— Что?!

Забывшись, я резко сажусь.

Здравствуй, разгадка исчезновения древней цивилизации. По крайней мере, половина разгадки.

Бронза на стенках потемнела, покрылась плёнкой зелени. Зеркала словно на пару-тройку веков состарились. Под зеркалами легли… Я нервно сглатываю. Высохшие, полуразрушенные мумии, просто кости, черепа, части скелетов. Останки наверняка выпали из зазеркалья, и им тысячелетия. Убедить себя не принимать пугающую картину близко к сердцу почти получается, взгляд цепляется за светлую деталь. Чья-то рука. Кто-то из жертв этого года. Я зажмуриваюсь. Я ведь изначально знала, что Ринон мёртв, что ему не помочь. Никому не помочь, только остановить расползающуюся заразу.