Книга Демон желания для девственницы, страница 50 – Олеся Рияко, Александр Верт

− А ты что тут делаешь? — спросил я, понимая, что именно он отразил удар моего меча.

− Такова воля Всевышнего, − уклончиво ответил Рози.

Еще два ангела, спустившиеся с ним вместе, дрались с озверевшим Мамоном, а я, поднявшись на ноги, глазам своим не верил.

− Он решил помочь мне? — не понимаю я.

− Он простил тебя и просил передать это, − он бросил мне кулон, похожий на каплю воды, в которой замерли крылья − мои крылья.

Не поймать их я не мог.

− Ты шутишь, − буквально простонал я, чувствуя, как наполняюсь силой только от того, что они у меня в руках.

− Никаких шуток, Айтварис. Иди. Там твой бой. К Люциферу нам запрещено приближаться, но тебе придется драться.

− Спасибо. Спасибо тебе, пернатая задница, − искренне сказал я, сжал кулон, приложил к груди и понял, что в моей руке ничего нет.

Зато нет и дыры в моей груди и за спиной крылья, не знаю какие, да и не важно, главное − мои. Я даже не смотрю, что там с Мамоном, просто взлетаю ввысь, перелетаю через забор и вижу Алису, убегающую по саду.

Она старается убежать, но Люцифер играет с ней. Она мчится, а он искажает реальность и просто шагает за ней со смехом.

− Тебе от меня не уйти, − говорит он и больше ничего не успевает, потому что я сбиваю его с ног, свалившись на него с неба в прямом смысле.

− Алиса! Беги! Спрячься! — приказываю я и гневно сжимаю кулак. Я просто обязан набить морду самому повелителю ада. Не по указке отца, не потому, что мне вернули крылья, а потому, что этот гад посмел напугать мою Алису.

К счастью, Алиса не стала упираться и перечить мне, как обычно, только охнула и к дому побежала, оглядываясь на меня, снова и снова. Крылья − понял я, она увидела мои крылья… не черные перепончатые, увенчанные когтями на сгибах и лоснящиеся антрацитовым блеском обнаженной кожи, а белые, составленные тысячами тысяч неопалимых перьев.

И в этом вся Алиса! Что-что? Армагеддон? Демоны схлестнулись с ангелами в последней битве? Ок, постойте-ка… я же знаю этого парня!

И плевать, что ей надо бы не глазеть на «чудо в перьях», а о себе подумать: поторопиться и, конечно, вообще отсюда убраться подальше − от дома и от поселка. Но раз уж тут и правда новая битва ангелов и демонов назревает, то пусть она хоть в доме спрячется… а уж я сделаю все, чтобы не подпустить к ней Люцифера!

Упав с неба камнем, я его вмял в траву, сел на него и оскалился, понимая, что сейчас я действительно снова тот Айтварис, которым был когда-то. Нет, мне не крылья − мне душу вернули! И от всей этой самой души я встряхнул ошарашенного Люцифера, ударил его о землю и с наслаждением улыбнулся во все свои тридцать два идеально ровных белых зуба.

− Думал, я тебе позволю так с ней? — спрашиваю грозно.

− Предатель, − шипит Люцифер и бьет меня в грудь.

Он стал сильнее, по удару сразу чувствую, приходится взмахивать крыльями и уходить от атаки, ведь кулак это только начало, настоящая сила − в обжигающей энергии.

− Кто из нас еще предатель? — отвечаю я ему, взлетая. — Это ты повел ангелов за собой и бросил их! Бросил всех, даже меня, а ведь когда-то пел, что мы с тобой братья!

− Кто ж виноват, что ты слабак, Айка, − со смехом отвечает мне Люцифер, а за спиной его медленно появляются и раскрываются ужасные перепончатые крылья. — Что, побежал за бабой? Покорился девке настолько, что к отцу на поклон пошел? За это ты и умрешь!

Он взмахивает рукой, и его тело тут же покрывается черной броней с острыми массивными чешуйками, словно драконы существовали, и он одного из них убил ради этого доспеха. В руках у него вырастает черный меч с неровным лезвием. Когда-то он был бел и сиял ярче солнца, но с тех пор многое переменилось. Сам Люцифер теперь − повелитель ада, и все его естество похоже на черный камень, залитый раскаленной магмой, а облик внушает первородный страх, от которого все живое вокруг жухнет и клонится к земле.

Сплошной пафос. А все-таки есть в мире то, что не меняется!

− Ты умрешь, как предатель! Я вытравлю твое имя из уст всех, кто еще знает, как оно произносится! Умрешь и никто не узнает о возможном прощении, − говорит он и взлетает ко мне, разворачивая свои черные кожаные крылья — пародию на те, что были у нас раньше.

Впрочем, мои настоящие теперь при мне. И они куда сильнее тех, которыми вынужден довольствоваться он!

− Боишься, что власть твоя падет? — спрашиваю я у Люцифера, взмахиваю рукой, не сомневаясь, что мой меч останется со мной. Чем бы там Мамон его ни держал, но оружие ложится мне в руку, только сияет не красным пламенем, не ядом брызжет, а чистым светом. — Давай! — говорю я князю тьмы. — Взлетим повыше, сразимся, как прежде, и пусть все, кто могут, между небом и землей видят твое поражение!

− Прихвостень божий, − шипит Люцифер, действительно взлетая, но сгущая вокруг нас темные тучи, явно для того чтобы нас никто не видел.

Прав я. Этого-то он и боится больше всего! Что, посмотрев на меня, многие его покинут, потому что слова его были ложью с самого начала, а мы не видели этого и были ослеплены гневом на людей, который он сам же нам и внушил.

Если бы не боялся − не хватался бы за меч, не смотрел бы на меня всерьез, но во мне столько решимости, что ему и не снилось. Даже восставая против отца, я не был так уверен в своей правоте. С легкостью отражая удар его меча, я говорю ему правду обо всем, чувствуя, как с каждым словом будто оковы спадают с моих рук и ног:

− Мне плевать и на тебя, и на отца, и на крылья! Мне плевать теперь на все, кроме моей Алисы!

Говорю, а сам наношу удар, отбивая его клинок, затем бью его в грудь своим мечом, заставляя треснуть чешуйчатый доспех.

− Ты понятия не имеешь, что такое сила! — говорю я, но не поясняю, что она в этих самых глупых, непостоянных, совершенно неугомонных людях. Ему это знать не нужно.

Я собираюсь разбить его доспех и вогнать меч ему в грудь, но Люцифер не так-то прост − он отбивает мою атаку, проводит рукой по трещинам на грудных пластинах, и те исчезают, словно следы на зыбучем песке, но меня это не смущает. Я готов биться с ним сколько угодно, гонять его по хмурым облакам, разгоняя их, создавая вихри, рисуя огненных змеев в плотной массе дождевых капель, метать в него свет и пламя. Он отвечает мне тем же. Бьет мечом, но я все время оказываюсь быстрее. Его крылья тяжелы. Его доспех массивен, а на мне кроме крыльев лишь обрывки костюма. Рубашка местами обуглилась, пиджак измялся, но все это не имеет никакого значения!

Я быстрее.

Я легче его.

− Она, говоришь, самое важное? — спрашивает он, нанося удар за ударом.