Книга Вспомни меня, страница 27 – Эми Маклеллан

Я провожу посетителей в гостиную, где нас встречают немытые кружки, печальный холмик использованных бумажных салфеток и одеяло с подушкой на диване. Вчерашние несвежие трусики я запихиваю ногой под диван, однако недостаточно быстро – по насмешливой улыбке Роулинсона понятно, что он все видел. Убрав постель, освобождаю место для Нур. Она аккуратно присаживается, скрестив ноги и выставив напоказ шикарные черные туфли на каблуках. Я замечаю, какие у нее тонкие лодыжки, да и запястья как у ребенка. Разве полицейские не сдают нормативы по физподготовке? Не представляю, как эти двое могли бы их пройти.

Нур отправляет Роулинсона приготовить чай. Интересно, каково выполнять приказы того, кому наверняка даже алкоголь в магазине не продадут?.. Из кухни доносится какой-то грохот, и меня так и подмывает пойти проконтролировать, что там творит здоровяк. Может, его привлек гигантский торт? Я одергиваю себя – нельзя судить людей по их внешнему виду. Это у меня от матери, та была совершенно нетерпима к «смертному греху обжорства». Что, любопытно, она сказала бы о моей сегодняшней диете: восемьдесят процентов морковного торта и двадцать процентов диазепама?

Нур как раз хочет обсудить мои лекарства. В руках у нее пачка каких-то бумаг, с моего места не прочитать. За последние годы я много чего принимала: трамадол от боли, сертралин от депрессии, ксанакс от тревожности и еще кучу всего. Были какие-то таблетки, которые мы называли синими шипучками, от них у меня кружилась голова как от шампанского, и антидепрессант «потолстин» с побочным эффектом в виде набранного веса. О прогрессе в моем лечении свидетельствует то, что сейчас я обхожусь усеченным набором препаратов: прегабалин от тревожного расстройства и панических атак, прописанный доктором Монксом, и иногда обезболивающие, которые назначила доктор Лукас.

– Сара, вы принимаете лекарства постоянно? – спрашивает Нур, просматривая свои записи.

– Да, от тревожности. – Я вдруг понимаю, что в беспокойстве неосознанно заламываю руки, словно проситель перед каким-нибудь королем, и прячу ладони между коленей. – Некоторые расстройства при травмах мозга сильно осложняют жизнь.

Нур кивает, не отрываясь от бумаг. Возвращается Роулинсон, неся чай, и обменивается с ней многозначительным взглядом. Наверняка везде сунул свой нос. Не знаю, правда, что они рассчитывали найти. Мне скрывать нечего.

– Можно ли употреблять алкоголь в период приема ваших лекарств?

– Это не одобряется, но я выпиваю совсем немного. Джоанна не позволила бы мне…

– Вы спорили с ней из-за этого?

Спорили? Скорее, дело сводилось к тяжелым вздохам, закатыванию глаз и ядовитым замечаниям. Я в ответ молча злилась, но своего не упускала. На самом деле так можно описать все наши взаимоотношения.

Нур тем временем продолжает:

– Нам также нужно обсудить вашу активность в социальных сетях, Сара. Мы изучили ваш профиль на «Фейсбуке»…

Я фыркаю от смеха.

– Зачем мне профиль, если я и анфас никого не узнаю?

– Там не только лица, – поясняет мне Роулинсон как идиотке. – Люди обмениваются сообщениями. Читать и писать вы ведь можете?

Его тон не нравится ни мне, ни Нур, которая кидает в его сторону сердитый взгляд. Здоровяк закатывает глаза и отходит к окну, качая головой. Его определенно так и разбирает сорваться на ком-нибудь из нас или даже на обеих сразу.

– Вот распечатки некоторых из ваших постов на «Фейсбуке», – поясняет Нур, вытаскивая из папки еще несколько страниц.

Я с изумлением смотрю на них. Да, здесь мое имя, название города и фото какой-то женщины с двойным подбородком и светлыми волосами, зачесанными назад и кое-как собранными в хвост.

– Это я?

Нур кивает.

– Да, хотя снимок, очевидно, старый.

Ясно. Это когда я принимала те жуткие таблетки.

Я с интересом просматриваю распечатки. Судя по ним, я создала страничку два года назад, а писать что-то начала только последние пару месяцев, оставив несколько непристойных комментариев о том садомазо фильме, по которому все мамашки сходили с ума. И еще лайкнула совершенно отвратительный праворадикальный пост…

Вспыхнув, я поднимаю голову.

– Честное слово, я здесь ни при чем! Я не стала бы такое писать. И я не расистка! Первый раз все это вижу, клянусь вам!

Нур протягивает мне еще один лист. Десятого декабря я поставила статус «расстроена» с соответствующим эмодзи и написала: «Когда тебя пытаются контролировать, зная, что тебе это не нравится… Кто не был на моем месте – не судите».

Обновление от 29 декабря. Статус: «злюсь». «Родных не выбирают. Кровь не водица – чушь какая!»

Я пожимаю плечами. Ничего не понимаю.

– Я не писала этого. Меня вообще никогда не было на «Фейсбуке».

Нур с непроницаемым видом передает мне еще листок. Статус: «злюсь», рядом картинка мультяшного персонажа с паром, идущим из ушей, и ниже: «Сестры – кто их только придумал?! Сил моих больше нет! Гр-р-р!»

Под записью стоит один лайк. Какая-то женщина с ярко-розовыми волосами, о которой я первый раз слышу, но мы с ней «друзья». Мойра Браун. На ее вопрос «Что случилось солнц?» я отвечаю: «Джоанна меня бесит! Не дает денег и только выносит мне мозг чтобы я искала работу. Ноет и ноет. Понятно почему она не замужем. Убить ее готова хоть она мне и сестра!!!» Мойра откликается: «Узбагойся солнышко!», добавив россыпь сердечек.

У меня буквально челюсть отвисает.

– Я никогда раньше этого не видела! Вы должны мне поверить! Я не писала такого!

– Вы говорили, что у вас бывают перемены настроения и вспышки гнева. В прошлом вы страдали от провалов в памяти. Вы употребляете алкоголь, несмотря на прием сильнодействующих препаратов. Ранее сюда уже вызывали полицию в связи со случаем домашнего насилия. А эти сообщения ясно показывают неприязненные отношения с сестрой и месяцами растущее напряжение, что создало весьма взрывоопасную обстановку в доме.

Я сглатываю.

– Понимаю, как все выглядит, но, честное слово, я не регистрировалась на «Фейсбуке», у меня нет ни аккаунта, ни пароля! – кричу я в отчаянии.

– Но вообще в соцсетях вы есть, ведь так? – негромко спрашивает Нур.

Я понимаю, что притворяться нет смысла. Она знает ответ.

– Да, я общаюсь на форуме для перенесших травмы мозга.

По спине пробегает холодок. У них старый компьютер Джеймса, значит, они могут увидеть мои посты. Этот форум – моя единственная связь с внешним миром. Там я могу быть сама собой и не всегда выгляжу белой и пушистой. Иногда я ною, жалуясь на Джоанну; впрочем, и другим опекуны порой встают поперек горла. Мы так сильно зависим от них, настолько находимся под их контролем, что время от времени ощущаем унижение и обиду. Можно же анонимно излить душу в Сети, спустить пар, чтобы в реальной жизни оставаться милыми и благодарными за все, что они для нас делают?