Онлайн книга «Живой проект»
|
— Миш, может он не хочет этого? — Не важно! — Потому что так хочешь ты? — Потому что он не выживет… теперь. Если он на самом деле вырезал паспортный чип… — Так и есть, его нет на мониторах в органах. — Значит для того, чтобы выживать ему придется делать очень много глупостей. А это всегда криминал. — Я чего-то не знаю? — Он наркоман, Гриш. — Это не новость, кто сейчас не наркоман? Михаил задержал взгляд на собеседнике, решая, стоит ли продолжать. — Мало ли таких, да вне закона. Петр умнее многих. И постоять за себя может. — Ты не понимаешь, Гриш. — Тогда объясни. Я знаю Петра не так хорошо, конечно, но его решения всегда взвешены. Если он исчез, значит, другие варианты оказались неприемлемы. И если не поставил тебя в известность, значит, не хотел. Это не дела конторы, Миш. Тебе придется объяснить, зачем искать человека, который не хочет быть найденным. Так, чтобы я понял и поверил. Иначе — извини. — Он не просто наркоман. То, от чего умерла Ольга, он принимает пятнадцать лет. Как и еще длинный и красочный список всего, что можно вколоть, нюхнуть, закапать, намазать… черт, я даже не знаю. — Не выдумывай. У «терки» восемьдесят процентов — смертность, остальные двадцать остаются калеками. Срок жизни — два-три месяца. Петр не выглядит как… — Гриш, очнись! Он второе лицо LPI и мой друг! — Твои друзья бессмертны? Михаил опустил глаза и затушил сигарету. Он собирался с минуту, но начал с приказа поисковику: — Вика, закрой дверь. В нашей клинике на Минке отец создал отдел из лучших в то время специалистов, каких только смог найти. В довольно сжатые сроки они модернизировали то, что уже имелось на рынке, и доработали под наши требования имплантаты с фильтрами и нейтрализаторами. Петр три месяца провел в палате, но вышел оттуда… элитным наркоманом, способным переварить и отфильтровать любой яд. Зависимость осталась, это не просто замена желез… ему доставили новые, но наркота у него в сознании. На предотвращение последствий работает куча аппаратуры, как в теле, так и в клинике. Расходники фильтров требуют не такого постоянного внимания как еще лет пять назад, но все равно нуждаются в обслуживании. Сейчас все эти примочки уже не имеют ничего общего с тем, что поспешно дорабатывались пятнадцать лет назад. — Так ты тогда взбесился не из-за смерти экономки матери, а из-за того, что тот гелик мог пролететь пятью километрами западнее, над домом Петра? — У него нет денег, а оказавшись вне закона, не будет возможности получить их легально. Это раз. И ему нужно появиться в клинике… я уточню, когда следующий период обслуживания. Это его отдел, у него отдельный бюджет, он не относится к LPI и питается со счета, который никто не посмеет тронуть. Кудасов получит все, что должен. Если только доберется до клиники. А для этого нужно, чтобы он был обеспечен всем, что ему необходимо. А это стоит дороже, чем воздух и еда. Низкий голос Григория выдавал плохо сдерживаемые эмоции: — Ты говоришь о том, что какой-то отдел разработал для одного среднестатистического наркомана аппаратуру, способную спасти и сохранить жизни миллионов людей по всему миру, и никто об этом не знает? Михаил выдержал взгляд и снова закурил. — Миша, ты не можешь не понимать… этот отдел мог спасти… — Я не хочу никого спасать! — оборвал Михаил грубо. — Ты нихрена в этом не понимаешь! — Лучше бы ты признался, что в доле с наркодилерами. — Так и есть, — Михаил поднялся, чтобы пройти к месту Петра у окна. — По факту так и есть, — повторил он. — Отец подавал заявки на патенты, пытался вывести на рынок, его быстро заткнули. Это другой контингент, они не «ставят в угол на двадцать четыре часа». — Но если это так… если это правда, ведь он остался наркоманом, где логика, почему? — Потому что рынок поделен. Или мы занимаемся тем, чем занимаемся, или тихо гнием под землей. — Продать технологии? — Продать эти технологии? Благотворительностью мы тоже не занимаемся. Ни отец, ни я. — Твою мать, Миша… — Не надо пытаться увидеть во мне героя, Гриш. Я не собираюсь спасать жизни тех, кто не хочет жить. Они молчали несколько минут. Михаил курил. Григорий буравил взглядом столешницу. Потом начальник СБ поднялся и тихо усмехнулся: — Дорого же тебе обходится дружба, Миш. Теперь я понимаю, почему у тебя всего один друг. — Ты найдешь его? Коротко кивнув, Григорий покинул кабинет президента и спустился в операторскую. Верблюдов появился через три часа. Его цветущий, практически искрящийся вид выдавал с потрохами. — Верблюдов! — засмеялся Михаил, не в силах оставаться серьезным. — Да, я такой! — раскланялся рекламщик в ответ. — Дверку можно прикрыть? — Вика, прикрой, — попросил Михаил. Когда дверь затворилась, рекламщик удивленно вскинул брови: — А на этого секретаря тебе не так приятно смотреть? — Садись уже. — Знаешь, после того как ты продемонстрировал, почему не просил поисковик открывать и закрывать тебе жалюзи… — Рассказывай. — Хочешь сказать, что на вкус она оказалась не столь сладка, как на глаз? — О чем ты? — О твоей бывшей секретарше! Михаил промолчал. — Черт, я забыл! Ты же показывал эту девочку… — Хватит, Верблюдов. Светская часть закончена. Рассказывай про Петра. Тяжело вздохнув и опустившись на стул, Верблюдов мгновенно погрустнел и пожал плечами: — За что его избили в отделении, я не знаю, но забрал я его… думаю, я бы не встал после такого. Довез его до дома. Он сразу принял дозу, хромать почти перестал. Он… — Верблюдов провел ладонью по лицу, — морду ему разбили на хрен. Ладно… потом он завез Харлей в дом и пробил ему бак топором. — Да ладно!? — Слил бензин в кастрюльку, спустился в подвал. Я только потом понял, что он отвинтил газ. Потом вывез копию любимчика и попросил выгнать машину за ворота. Я уехал, а он подорвал дом. — Сам? — Да, сам. — Почему, знаешь? — Сказал, что «расплачивается по счетам». — Твою мать, — Михаил зажмурился и прижал ладонь к глазам. — Но почему? — Я не знаю, Миш. — Спасибо, что приехал. Извини, не могу уделить тебе времени, как хотелось бы. — Мне самому в офис надо, до встречи, — поднялся рекламщик, но замер, опершись на столешницу. — Слушай, я буду следить за твоим аукционом! Прикуплю себе какой-нибудь фетишек! |