Онлайн книга «Князь ночи»
|
Итак, она вынуждена была примириться с тем, что младенцу отвели место не в ее комнате, а на кухне, у кровати Годивеллы. Несмотря на камины, комнаты замка было трудно хорошенько протопить, и около огромного кухонного очага ребенку не так угрожала простуда. К тому же он весьма часто и уверенно подавал голос, так что его мать оценила возможность проспать целую долгую ночь, вместо того, чтобы много раз подниматься с постели. Но назавтра, чуть только она пробудилась, первым ее движением было позвонить и потребовать, чтобы ей принесли сына. Она решила назвать его Этьеном, наперекор намерению тестя, разумеется, пожелавшего наречь его в честь самого себя Фульком. Однако юная мать держалась стойко, уступив лишь в том, чтобы имя всех старших сыновей рода Лозаргов было вторым. Подумав, что Годивелла ее не услышала, она позвонила снова, потом в третий раз. Наконец дверь открылась, но вошел в комнату почему-то тесть. – Что такое? – спросила Гортензия. – Куда подевалась Годивелла? Я ее в третий раз зову и… – Годивелла не может прийти. Она сейчас в деревне. Ее сестра Сиголена умирает… – Ох!.. Это действительно очень печальная новость! Но в таком случае не соблаговолили бы вы велеть Мартон или Сидони принести мне сына? И когда объявится кормилица, пусть поднимется сюда… Маркиз не ответил. Расставив ноги, скрестив руки на груди, он стоял посреди комнаты и разглядывал молодую женщину так, что это заставило ее содрогнуться. В комнате вдруг стало холодно, словно высокая фигура в черном с короной серебряных волос, загородившая ей огонь очага, вбирала в себя все тепло. – Вы увидите сына позднее, – произнес он. – Что касается кормилицы, она уже приходила… и ушла. Моему маленькому Фульку будет у нее очень хорошо… – Его зовут Этьен! – Его будут звать так, как я решил. А вы увидите его, когда я сочту это возможным! Неужели мир снова стал рушиться? Или этот человек сошел с ума? Не может быть, чтобы он и вправду осмелился отнять у нее сына. – Значит ли это… что вы доверили моего сына какой-то неизвестной? Что вы отняли его у меня?.. – Именно так! Однако желаю подчеркнуть, что для меня эта женщина отнюдь не является неизвестной… – Я хочу знать, кто она! Куда она унесла моего мальчика? – Вам нет необходимости знать ни того, ни другого! Ребенок принадлежит мне, мне одному, вы поняли? – Вам? А как же я? Ведь я – его мать! – Мне все это видится в ином свете. Вы – та, кому я позволил произвести его на свет… с помощью моего бастарда! Вы здесь – ничто… всего лишь породистая кобылица, которую я позволил покрыть доброму жеребцу моего завода, чтобы получить жеребенка королевских кровей!.. Ах! Ну что, теперь у вас вдруг отнялся язык? Вы уже не кричите? И правда, вам не пришло в голову, что я следил за вами в первую брачную ночь, не так ли? Когда вы сбежали и… – Не может быть! Вы не могли пойти за мной! Вам бы помешали волки… – Вы полагаете? Но я же старый охотник на волков. Достаточно не держаться под ветром и не подходить слишком близко. А притом, хорошая подзорная труба позволяет делать чудеса! Ей я обязан незабываемым зрелищем. Вам нужны подробности? До самой смерти не забуду тот миг, когда вы перед ним сбросили с себя одежды! Ваше тело, дорогая, просто прелестно, нет ничего сладостнее ваших прекрасных форм! Надо быть окончательным олухом, как мой Этьен, чтобы не вкусить от таких щедрот… с единственной целью досадить мне! – Существует ли что-нибудь, о чем вы не разузнали? – прошептала пунцовая от стыда Гортензия. – Я всегда знаю то, что мне надо. Иногда полезно подслушивать у дверей… – Подобно какому-нибудь лакею? Презрительным пожатием плеч маркиз отмел оскорбление. – Мне не приходилось слишком стараться. Ваш, гм, супруг кричал достаточно громко. Ко всему прочему, я ожидал от него чего-то в этом духе, зная его ничтожность, и уже, признаюсь, начинал лелеять некую мысль, весьма для меня приятную: а что, если мне самому подарить себе наследника, но тут увидел, что вы бегом выскочили из дома. Ваш белый наряд помог мне проследить за вами, и то, что я обнаружил, открыло передо мной иные горизонты… – Это бесчестно с вашей стороны! – закричала Гортензия. – Какая низость! И вправду вы – чудовище… – Вы так считаете? Я, напротив, думал, что веду себя весьма покладисто. Ведь вы моя должница: я подарил вам два месяца утех… совершенно запретных, положим, и, однако же, не воспротивился этому. – С чего бы? – Но ведь существуют очевидные вещи, – рассмеялся маркиз. – Не всегда ребенок получается с первого раза. А мне было важно, чтобы семя пустило корешки. Остальное вам известно… – А вот Этьен ничего не знал… – Само собой… и мне не слишком понятно, что за муха его укусила. Повеситься, потому что его хитренький план мести не удался?.. Смеху подобно! – Нет. Он повесился, потому что любил меня, а я внушила ему ужас. Он подумал, что я отдалась вам. – Надо же! Можно предположить, что у него было больше ума, чем казалось… В подобном случае, вероятно, мне бы и следовало действовать в согласии с первоначальной идеей? Очень хотелось бы лицезреть вас снова в том обличье, в каком я вас видел в ту прекрасную ночь… Но только поближе. Что вы скажете, если это произойдет здесь, в комнате? Он сделал шаг к ее постели. С искаженным от ужаса и отвращения лицом Гортензия выпрыгнула из кровати, на лету подхватила халатик и плотно завернулась в него, сожалея, что это не кольчуга. – Подите вон, слышите?.. Выйдите отсюда. Меня от вас тошнит!.. Маркиз поднял очи горе. – Боже, какие выражения. Я ни в коем случае не советовал бы вам прибегать к ним, если вы желаете время от времени видеть своего ребенка! Поскольку именно это и следует вам зарубить на вашем хорошеньком носике: у меня теперь есть наследник, которого я желал. Он поможет мне добыть ваше состояние, считайте, что оно уже у меня в руках. Следовательно, отныне я в вас совершенно не нуждаюсь… – Это угроза? – Что вы, отнюдь. Скажем… замечание по поводу очевидных обстоятельств. Вам даже трудно вообразить, сколько женщин погибает от родильной горячки в этом отсталом краю. Вы же разрешились от бремени слишком быстро, чтобы можно было поспеть за доктором… И в нашем замке станет одним несчастным случаем больше… Отважно сражаясь с охватившим ее паническим страхом, она нашла в себе смелость дерзко возражать бессовестному негодяю, которому сознание собственной безнаказанности позволило сбросить наконец личину. – А вам не приходит в голову, что слишком часто происходящие у вас несчастные случаи могут привлечь внимание правосудия? Ведь вы, маркиз, – всего лишь один из подданных, как и любой другой! И мы живем не при старом порядке, хотя король и пытается возродить его из пепла. Император Наполеон, мой крестный, издал Гражданский кодекс, и французы уже привыкли повиноваться тому, что в нем написано. Никто не имеет права ставить себя вне закона… |