Книга Лесная невеста, страница 39 – Лариса Петровичева

Тот кивнул.

— В общих чертах.

— Моя сестра — куколка. Которая стала ведьмой из человека, — едва слышно произнес Виланд. Ульрих кивнул.

— Тогда ты знаешь об «Имаго» почти все, — сказал он и мягко провел ладонью над столом. Над рукой вспыхнуло прозрачное золотистое пламя, и Готтлиб тотчас же предупреждающе воскликнул:

— Друг мой! Вы мне скатерть сожжете!

Ульрих поднял руку чуть выше и произнес:

— Вариантов у нас всего два, дружище. Либо мы через час закапываем твое тело в садике за домом. Либо ты присоединяешься к «Имаго» как объект исследований. У меня есть подозрение, что ты — некое подобие особой куколки, но я должен изучить тебя поподробнее.

Я опустила глаза к скатерти и подумала: только бы Виланд был благоразумен. Только бы он согласился — а там мы бы нашли способ, как выбраться из всего этого. Только бы…

Но сегодня Виланд узнал и сделал слишком много, чтобы оставаться благоразумным.

Первый удар сбросил Ульриха со стула и отшвырнул к стене столовой. Все произошло настолько быстро, что мой куратор и не понял, что в него летит туманный красный шар. Охранники Готтлиба и дернуться не успели — второе движение правой руки Виланда направило в их сторону что-то похожее на золотистое покрывало, которое мгновенно опутало их непроницаемым коконом.

Сейчас передо мной был тот Выродок Арн, который держал в страхе не только ведьм. И в нем не было ничего, кроме ненависти.

— Арн! — вскрикнула я, понимая, что он меня уже не услышит. — Арн, не надо!

Разве какая-то ведьма сможет его остановить?

Пусть молится, чтобы ей не досталось.

Виланд поднялся со стула и потряс рукой — в ней тотчас же сгустились очертания нового шара. В следующий миг он сорвался с пальцев и понесся в сторону Ульриха. Мой куратор поднялся было на колени — но новый удар практически впечатал его в стену.

После такого не выжить. Особенно Ульриху, который еще не оклемался после аварии.

По столовой поплыл удушающий запах гари. Волосы Ульриха дымились, из носа и ушей текла кровь. Теперь он лежал совершенно неподвижно, как сломанная кукла.

«Убит, — с какой-то отстраненностью подумала я. — И Виланд сжег все мосты, уничтожив коллегу. Что будет со мной?»

Ответ был немного предсказуем. Ничего хорошего.

Готтлиб по-прежнему сохранял непроницаемое спокойствие зрителя в первом ряду. Сперва актеры спорили, потом сражались, вот один победил. Виланд взял из держателя салфетку и принялся тщательно оттирать руки.

Он выглядел таким спокойным, что меня в очередной раз пронзил страх. И представление ему нравилось. Возможно, он добивался именно этого: устранить Ульриха и поставить на его место человека с личной заинтересованностью в проекте «Имаго».

Потому что Виланд будет работать не за зарплату и не за чины и звания. Он просто захочет быть рядом с сестрой и матерью.

Потому что любовь — главная сила, которая им движет. А свою ненависть он выразил, растерев Ульриха в порошок.

Осталось только понять, какое место в новой структуре определено мне. И нужна ли кому-то живой ведьма уровня Каппа без печати, бывший психотерапевт.

— Мне кажется, доктор Готтлиб, в проекте «Имаго» новая система безопасности, — произнес Виланд. — В моем лице.

Готтлиб устало вздохнул. Наконец-то поднялся со стула, приблизился к Ульриху и со вздохом простер над ним руку. Не было ни громов, ни молний, ни искр, но мой бывший куратор содрогнулся всем телом и открыл глаза.

Его взгляд был мутным. Неживым. Готтлиб провел над Ульрихом рукой, словно погладил — тот хрипло втянул воздух и еле слышно проговорил:

— Ловко, дружище… Очень ловко…

— Нам пора, — миролюбиво произнес Готтлиб. — Поднимайтесь, Ульрих. Нас всех заждались в «Имаго».

* * *

Спустя четверть часа мы покинули гостеприимный Бьюрен уже в статусе сотрудников проекта «Имаго».

Виланд ехал во внедорожнике впереди, в компании Готтлиба. Я с Ульрихом и Хаммоном следовала за ними и, глядя, как за окном проносятся аккуратные домики и сады, которые постепенно сменили огороды, поля и перелески, думала о том, что у нас есть, и что с этим делать.

Для начала мы выжили. Постепенно вечерело, длинная стрела шоссе таяла в золотистом свете усталого солнца, и я думала о том, сколько всего нам принес этот день. Встреча с Сумеречником и победа, моя договоренность с Хаммоном, разговор с Готтлибом и сражение с Ульрихом…

Я покосилась в сторону своего куратора. Ульрих дремал, откинувшись на сиденье. Быстрые манипуляции Готтлиба поставили его на ноги, и я невольно задумалась о том, кем на самом деле был доктор Дедрик Готтлиб.

Ведьмак? Непохоже. Мы всегда чувствуем своих.

Еще мы узнали о том, что проект «Имаго» способен усилить ведьму на несколько уровней или вообще превратить в инквизитора, заместив гормоны, как это случилось с Виландом.

А еще — мать и сестра Арна были куколками. Рожденные людьми, они смогли трансформироваться в ведьм.

Я не могла не волноваться за него. Снова и снова повторяла себе: он это переживет, мы это проработаем и пройдем — но даже представить боялась, что именно он сейчас чувствует. Хотя Виланд смог выплеснуть свой гнев и утолить жажду мести. В некотором смысле это было даже хорошо.

— О чем задумалась, Инга? — негромко полюбопытствовал Ульрих. Я покосилась на него: он не открыл глаз и по-прежнему казался спящим.

Я заметила, как напрягся Хаммон, который сидел впереди, рядом с водителем.

— О сегодняшнем дне, — честно сказала я. — В нем было очень много всего.

Хаммон провел ладонью по лицу, и мне показалось, что он пытается от нас заслониться. Ульрих открыл глаза, со стоном сел поудобнее и произнес:

— Я всегда относился к тебе хорошо. Ты мне нравишься, Инга, это правда.

Мне стоило большого труда сохранять невозмутимое выражение лица.

— Какой ответ вы хотите от меня услышать, господин Ванд? — осведомилась я. Ульрих болезненно скривился. Каждое движение по-прежнему причиняло ему боль. Ульрих знатно его приложил. Лицо куратора сейчас напоминало плохо слепленную маску из красной глины.

— Пока я хочу, чтобы ты послушала, — сказал он. — Готтлиб предложит повысить твой уровень. Обязательно, если еще не предложил. Откажись.

На мгновение меня накрыло — мне показалось, что я превратилась в туго сжатую пружину. Избитый и изувеченный, Ульрих все равно мог влиять на меня. С него сталось бы и новую печать поставить — просто для того, чтобы разозлить Виланда и показать, кому я принадлежу на самом деле.

Ко мне снова вернулось то чувство, с которым я совсем недавно входила в кабинет куратора. Не делаешь ничего плохого — и все равно стремишься опустить голову как можно ниже.