Книга О чем знает ветер, страница 22 – Эми Хармон

Врачи предположили аневризму, которая странным образом уничтожила воспоминания, не принеся организму иного вреда. Я приняла сюжет с изрядной долей скептицизма. Нет, насчет потери памяти – всякое бывает, конечно, а вот чтобы столько лет успешно семью за нос водить – извините, не верю. Опять же, хороша семейка – никому и в голову не пришло, что у близкого человека такое серьезное расстройство.

Трое суток я провела в постели, в тревоге и в попытках отрицать реальность. Спала, когда спалось, а если сон не шел, рассматривала цветочки на обоях. Еще я прислушивалась к шумам из других комнат. Пусть чужой дом раскроет хоть несколько деталей, о которых мне следует знать, а то сплошные секреты; если же случайная подробность до меня и доходит, то проку от нее не больше, чем от обрывка письма, принесенного ветром. Зацикленная в собственном отрочестве на себе любимой, я ни разу не попросила деда: «Расскажи, как ты был маленьким». Дед создал для меня целый мир, пестовал внученьку, будто принцессу, сделал центром своей вселенной – я же охотно играла эту роль. Я не задумывалась о том, что Оэн Галлахер жил и ДО моего появления на свет, воспринимала его только в комплекте с собой. Вот как случилось, что целый пласт биографии Оэна остался для меня полностью закрыт.

В эти трое суток я часто плакала. Сотрясалась в рыданиях, укрывшись с головой одеялом, которого, к слову, и не было вовсе. Ни одеяло, ни Томас, ни Бриджид, ни Оэн не существовали. Их время прошло. И, однако, вот они, из плоти и крови, со своими чувствами, погружены в рутину давным-давно минувших дней. Разрыдаешься тут.

Порой накатывала уверенность: я мертва, я утонула в Лох-Гилле и попала в загробный мир, где мой дед, мой Оэн, почему-то пребывает в образе маленького мальчика. Раз появившись, мысль разрасталась, как разрастается пламя из крохотного огонька; я этому не препятствовала. Огонь грел меня, успокаивал свистопляску взбаламученных чувств. Я умерла – что за беда? В мире живых, выгнавшем меня, Оэна не было – а здесь он есть. Здесь мы встретились, мы снова вместе, как он и обещал. Раз так, не стану дергаться, ибо Оэн – мой якорь.

Томас заходил регулярно. Менял повязку – инфекции опасался. Однажды выдал:

– Ты скоро поправишься, Энн. Конечно, боль так сразу не пройдет, но главное – заражения крови удалось избежать.

– Где Оэн? – спросила я.

Потому что рыженький мальчик не являлся с того, первого вечера.

– Бриджид поехала с ним в Килтиклохер навестить сестру. Вернется через несколько дней.

– Килтиклохер, – повторила я. Название показалось знакомым. – В Килтиклохере родился Шон МакДиармада.

Вот удача, что из запасников памяти удалось выудить хоть какой-то относящийся к делу факт!

– Верно, – сказал Томас. – Мать Шона МакДиармады, Мэри, в девичестве носила фамилию МакМорроу. Она и Бриджид – родные сестры.

– Выходит, Деклан и Шон – двоюродные братья?

– Вот именно. И тебе, Энн, это было отлично известно с самого начала.

Что оставалось делать, если не качать головой и дивиться, почему Оэн был столь скрытен? Утаил близкое родство с выдающимся человеком. Даже не упомянул про девичью фамилию своей бабушки. Я закрыла глаза – так легче размышлять, и тут меня осенило.

– Бриджид боится пускать ко мне Оэна, – прошептала я.

– Да, – живо отреагировал Томас. – Но скажи, положа руку на сердце, разве она не права?

Тон был ледяной.

– Права.

Я отлично понимала Бриджид. На ее месте я бы тоже себя сторонилась. Другое дело, что в вероятных грехах той, другой Энн я была неповинна.

– Томас, я бы приняла ванну. Это можно устроить? – спросила я, для убедительности коснувшись своих сальных волос, которые действительно нуждались в дозе шампуня.

– Пока никаких ванн. Нельзя мочить рану.

– А если хоть губкой обтереться? Осторожненько? Хоть зубы почистить? И хорошо бы голову помыть.

Он покосился на мои волосы и отвел взгляд. Затем кивнул.

– Если ты себя сносно чувствуешь – разрешаю. Только имей в виду – прислуга на выходном, и даже Бриджид тебе не поможет.

Вот это как раз кстати. Обойдусь и без Бриджид. Пока я лежала едва живая, Бриджид разок зашла ко мне – будто ледяной сквозняк по комнате прогулялся. Не закрыв двери, чтобы усилить впечатление, Бриджид стала обряжать меня в допотопную ночнушку длиной до пят. Не глядя мне в лицо, туго стянула завязки на шее. Премного благодарна за такую – и аналогичную – помощь.

– Томас, я сама справлюсь.

– Только не с волосами, Энн. Начнешь голову намыливать – швы разойдутся. Я тебе волосы вымою. – Сказано было как-то деревянно. Томас шагнул к кровати, откинул одеяло. – До ванной дойдешь?

Я кивнула. Он взял меня за руку, и я действительно доплелась до ванной самостоятельно – а ведь всё это время Томас меня туда на себе носил. Мне постоянно хотелось по-маленькому, из каковой потребности я заключила, что Гарва-Глейб с ее обитателями – не сон. И не смерть.

– Начну с чистки зубов, – произнесла я.

Томас положил на край умывальника деревянную зубную щетку с очень короткой щетиной и тюбик пасты. Щетина оказалась натуральная, возможно свиная, и чудовищно жесткая. Но я и такой была рада, а на мыльном привкусе пасты старалась не зацикливаться. Просто, говорила я себе, нужно чистить зубы без фанатизма; если что, и пальцем помочь, не то в кровь десны сотру. Томас тем временем пустил воду. За моими манипуляциями он наблюдал неодобрительно, хоть и терпеливо.

Когда с чисткой зубов было покончено, Томас придвинул к ванне деревянный табурет средней высоты. На него я и взобралась, поддернув ночнушку. Я хотела склониться над ванной, но бок отозвался резкой болью.

– Кажется, Томас, я свои возможности переоценила.

– Значит, ну ее, табуретку. Будем мыться стоя. Держись за край ванны, остальное я сделаю.

Стоять на ногах, а не на коленях, действительно оказалось удобнее. Правда, ноги дрожали от слабости, а голова, почему-то непомерно тяжелая, сама собой свесилась на грудь. Томас налил в фаянсовый кувшин теплой воды и стал осторожно смачивать мои волосы, направляя струю ладонями.

Прикосновения его рук мне понравились. Я бы наслаждалась процессом мытья, если бы не комичность ситуации в целом: вот я стою, пошатываясь, – мне бы на том сосредоточиться, чтобы не упасть, а я вцепилась в край широченной ночнушки – упаси бог намокнет. Короче, я начала хихикать.

– Я что-то не так делаю? – смутился Томас.

– Нет, всё идеально.

– Я уже и забыл, каков он.

– Кто?

– Не кто, а что. Твой смех.

На этих-то словах он, смех, и оборвался. И впрямь, мне ли веселиться? Я самозванка, и впереди у меня, скорее всего, разоблачение – пренеприятное, а то и опасное. Меня качнуло. Я бы упала, но Томас меня подхватил левой рукой, успев отвести в сторону правую, в которой держал сноп моих волос.