Книга Шторм любви, страница 17 – Барбара Картленд

Конрад целовал Делору до тех пор, пока во всем мире для него не осталось ничего, кроме очарования ее губ, мягкости и аромата ее тела и безумия его любви.

Мысли его затуманились, он ясно сознавал только одно — Делора была его идеалом.

Где-то в глубинах его души хранился образ женщины его мечты, женщины, которую он уже отчаялся найти.

И теперь, за несколько дней узнав живость ума девушки, разносторонность ее характера и силу воли, он понял, что любит ее.

Кроме того, она была настолько притягательна и желанна, что ему с трудом верилось в то, что когда-то он желал иную женщину.

Когда Конрад оторвался от Делоры, она прошептала:

— Скажи, что любишь меня… скажи лишь раз… и я обещаю… что больше не побеспокою тебя.

— Ты действительно считаешь, что причиняешь мне беспокойство? Я люблю тебя, моя драгоценная Делора, люблю так, что не могу выразить это словами; я раньше и не представлял, что можно так любить!

Он провел рукой по ее щеке и продолжил:

— Мне кажется, что это сон, в котором я нашел совершенство, достиг недостижимого.

Он понимал, что она хочет поправить его, сказать, что это не сон, что она рядом, прямо перед ним, но слова были излишни.

Так прошло несколько минут — или, быть может, несколько веков — как вдруг они услышали голос Эбигейл, Доносящийся из-за двери и отстранились друг от друга.

Конрад встал и зажег лампу; в этот момент вошла Эбигейл, за ней следовал стюард с подносом, на котором красовался чайный прибор.

Служанка, словно не доверяя стюарду, несла в руках заварочный чайник, и войдя в каюту быстро — боясь, что может не устоять при качке — поставила на стол.

— Все в темноте сидите, миледи? — громко спросила она.

— Я не могу зажечь лампу, — ответил Конрад, словно вопрос был адресован ему. — Бриггс, посмотри, можно ли ее починить?

— Да, сэр!

Стюард поставил поднос на стол.

— Кузина, когда выпьете чаю, можете вернуться в свою каюту, — произнес он нарочито спокойным голосом.

Сказав это, он вышел, раздумывая, что бы было, если бы он не зашел проведать Делору после битвы.

К облегчению Конрада, его ждало много работы, кроме того, по различным причинам его желали видеть несколько офицеров.

Весь оставшийся вечер он не видел Делоры и, вернувшись в свою каюту, долгое время не мог заснуть, спрашивая себя, не одиноко ли ей сейчас без него.

«Что же мне теперь делать?» — раздумывал он, в то время как «Непобедимый» несся вперед во мраке ночи, скрипя и вздыхая, словно сопереживая капитану.

Когда настал новый день, Конрад твердо решил взять себя в руки и убедить Делору в том, что в действительности она не любит его и то, что она назвала любовью — лишь детское влечение.

«В конце концов, в своей жизни она знала не так уж много мужчин, — говорил он себе. — Может ли она быть полностью уверена в том, что это настоящая и долгая любовь?»

Затем он спросил себя, стоит ли умалять то прекрасное неземное чувство, охватившее их, совершая тем самым почти что акт вандализма.

Но затем его мысли возвратились к исходному вопросу.

Что он может сделать?

Он задавался этим вопросом и когда поднялся на полуют, живо представляя себе, как в это время в каюте, прямо под ним, в кровати с синими занавесями, спит Делора; ведь после того, как он оставит ее на Антигуа, ему придется спать в этой же кровати — в одиночестве.

Конрад знал, что эта мысль теперь не оставит его, ибо всего за несколько дней их общения друг с другом Делора сумела полностью покорить его сердце.

И он спрашивал себя, так ли важно, что они знакомы столь малое время.

Он был уверен, что их встреча была предначертана судьбой, возможно, они уже были вместе в прошлых жизнях.

Впервые увидев ее — хотя ранее он гнал эту мысль — Конрад почувствовал что они были когда-то знакомы, и встретились после тысячелетней разлуки.

Поток его мыслей прервало появление гардемарина.

— В чем дело, Кэмпбелл?

— Если вам будет угодно, сэр, леди Делора изъявила желание немедленно видеть вас.

Конрад нахмурился.

Он знал, что по кораблю могут поползти слухи, если станет известно, что Делора посылает за ним в столь ранний час, и решил убедить ее впредь не совершать столь необдуманных поступков.

— Сообщи ее светлости, что я навещу ее при первой возможности.

— Будет сделано, сэр!

Гардемарин убежал, после чего Конрад долго беседовал с боцманом и матросом, стоящим у штурвала. Лишь закончив разговор, он спустился в каюту, в которой его уже давно дожидалась Делора.

Он постучался и, получив разрешение, вошел, придав лицу немного суровое выражение.

Конрад почувствовал, как от одной мысли о встрече с Делорой сердце его забилось сильнее, а стук в висках, не утихавший с того момента, как он впервые поцеловал ее, усилился.

Увидев выражение лица девушки он понял, что за ним послали не по простой прихоти.

— Что произошло?

Некоторое время Делора была не в состоянии говорить; потом собравшись с духом она выпалила:

— Миссис… миссис Мельхиш… она умерла этой ночью!

Эбигейл нашла ее… когда… когда пошла позвать ее.

— Она мертва? Как это произошло?

— Она всегда жаловалась… на слабое сердце… но, вероятно, она так страдала… а я ей не верила… Я чувствую себя такой виноватой… я должна была посидеть с ней во время битвы.

— Ты была в моей каюте в соответствии с моим распоряжением.

— Да, я знаю. Но когда я спросила у Эбигейл, как поступить с миссис Мельхиш, она ответила, что было бы не правильно тревожить ее, ведь у нее так плохо со здоровьем.

— Эбигейл была права. Подожди здесь. Я пойду, посмотрю, что там происходит сейчас.

Он прошел в каюту, выделенную миссис Мельхиш.

Она была небольшой, хотя и более уютной, чем та каюта, которую Барнетт занимал на «Тигре».

Войдя, Конрад обнаружил, что Эбигейл уже уложила покойницу, закрыла ей глаза и сложила руки на груди.

— Мне очень жаль, Эбигейл, — произнес Конрад.

— Это было неизбежно. Покойная относилась к тому типу людей, которые постоянно чувствуют недомогание.

— Значит, теперь ее светлость осталась одна без компаньонки, — продолжил Конрад, думая о своем.

— Не более, чем при болезни миссис Мельхиш; кроме того, она была плохой компаньонкой для молодой девушки.

— Но незамужнюю девушку всегда должна сопровождать компаньонка.