Книга Хороший мальчик. Строптивая девочка, страница 59 – Алиса Евстигнеева

— И всё? — не унимается Чернов, становясь ещё более грозным.

— А тебе этого мало?! — возмущаюсь я, обещал же не давить и не требовать от меня… просто не требовать.

— Мало, — кивает он.

Я закатываю глаза, всё-таки начиная злиться.

— А что тебе ещё от меня надо?!

Стас хищно, но вымученно растягивает губы в подобии улыбки.

— Чтобы ты не впадала в ступор каждый раз, когда тебя что-то пугает. Чтобы прекращала таиться… Чтобы прекращала замалчивать, когда с тобой что-то происходит…

— Стас! — грубо прерываю я его, уже с большей силой давя ему на грудь.

— Что Стас!? — с не меньшим чувством рычит он в ответ.

Отводит голову в сторону, прекращая есть меня своим практически безумным взглядом, а я упорно не понимаю, что именно сегодня пошло не так. Всё же было хорошо… почти.

Чернов делает глубокий вдох и опять впивается в меня своими глазами.

— Знаешь, что означает твоё «ты мне нравишься»? — дёргает он подбородком, требуя от меня ответа. Но тут же сам отвечает, не давая мне возможности даже рта открыть. — Это означает вот что. Стас, ты мне так нравишься, что я готова с тобой спать. Но извини, мысли и душу я пока при себе оставлю.

— Что за херня?! — обалдевши хватая воздух ртом, негодую я.

Стас кривится, но потом пересиливает себя, заставляя лицо расслабиться.

— Хочешь правду? Я люблю тебя.

Уже открываю рот, чтобы возразить ему, но тут до меня начинают доходить его слова. Глаза округляются сами собой. Так я и стою перед ним с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью.

Неоднозначно хмыкает. Впрочем, кажется, он не удивлён моей реакцией.

— Ты спрашивала, зачем ты мне. Вот тебе и ответ. Я люблю тебя.

Не знаю, что пугает меня сейчас больше. Его слова или то, с какой лёгкостью он их говорит. Вот как он умудряется делать это? Стоит мне сделать шаг вперёд, он тут же делает их десять, причём, сразу же километровых.

— Я могу по пальцам пересчитать, сколько раз мы с тобой виделись… — блею я какое-то оправдание, а сама судорожно перевариваю услышанное. Он меня любит. Но, блять, как?!

— И что? Разве любовь исчисляется временем?

— Я не знаю, чем она исчисляется. Но подумай сам, ты ещё совсем недавно встречался с Настей, а тут…

— Встречался, — послушно кивает головой. — Но уже давно не любил, правда, сам не понимал этого, но где-то глубоко на подсознании догадывался об этом.

— Замечательно. Не знал, но догадывался, — первый шок начал проходить, возвращая чувство уверенности пополам с возмущением. — Тогда как ты можешь быть уверенным сейчас?

— Элементарно. Мне мало тебя. Мало видеть тебя урывками несколько раз в день. Мало твоих откровений. Мало всего…

— Ну, так бери, — возмущаюсь я. Можно подумать, что это я сегодня торможу. — Я что против? Я к тебе и приехала…

— Я не про секс! — жёстко выпаливает он. — Он у нас ещё будет, но я уверен, что это ничего не изменит. Потому что мне мало самого главного… Мне мало твоего «ты мне нравишься!». Я хочу большего.

— Стас, — почти испуганно шепчу я, не представляя к чему ведёт нас этот странный разговор.

— Что Вера?! Скажи уже, — чуть мягче просит он.

А я упрямо кручу головой.

— Рано…

— Ничего не рано. Потому что, либо да, и мы полностью вместе, без всяких полумер. Либо нет, и в этом всём просто нет смысла. Иначе это так и будет. Туда-сюда. Если бы это было твоё грёбанное сопротивление, психоз, я бы ещё понял… Принял. Но ведь это попытка остаться где-то в стороне.

— Сволочь же ты, Чернов, — беззлобно ругаюсь я.

— Возможно, — ничуть не обижается он. — Но я тоже не хочу каждый раз гадать со мной ты или нет. Придёшь ты или сбежишь.

— Не сбегу.

— Тогда скажи.

Он идёт напролом, наповал. Зажимая меня в угол, и моим привычкам хочется ощетиниться, выставив наружу все свои колючки и зубы. Но как бы они не пыжились, как бы не старались, у них ничего не получается. Потому что это невозможно сопротивляться Стасу с этой его беспринципной открытостью и безапелляционной прямотой.

— Если я недостаточно выворач…

— Люблю, — зажмурившись, ныряю я в омут с головой.

— Что?

Моё тело потихоньку начинает наполняться чем-то тёплым, если не горячим, придавая ощущение правильности всему происходящему.

— Люблю тебя, — чуть увереннее произношу я. А когда открываю глаза, вижу, как этот гад светится от счастья.

— Вот видишь, это не так уж страшно, — самодовольно лыбится он.

Мне остаётся только качать головой и закатывать глаза.

— А если бы я не сказала?

— Пришлось бы подождать… до выходных.

Вот теперь он целует меня сам, при этом, делая всё именно так, как я и ждала от него до начала нашего разговора. Проходясь языком по моим губам и стремясь куда-то вглубь. Стас сначала вжимает меня в стену, чуть ли не до хруста моих костей. Но я этого не замечаю. А потом сам же отрывает от неё, подхватив меня под самый зад и поднимая чуть ли не над головой.

— А теперь… пошли, — задыхаясь, командует он неведомо кому.

— Так-то это ты тормозил, — пытаюсь я наивно сохранить хоть какие-то остатки своей мнимой гордости.

— Ну да, ну да, — коротко ухмыляется Стас, возвращаясь к тому, на чём мы остановились. А я для надёжности обхватываю его ногами.

Он идёт вроде бы ровно, но мы всё равно собираем с ним все косяки и углы, чуть ли не падая, когда Бонька кидается Чернову под ноги. Стас сбрасывает меня на кровать, а сам смачно ругаясь, пытается поймать скулящего пса, который совершил диверсию, последовав за нами в его спальню. Выглядит это очень смешно, и я не сдерживаюсь. Смеюсь в полный голос, из-за чего получаю взгляд полный праведного негодования.

Наконец-то Бонифаций был пойман и выволочен из комнаты. Я откидываюсь на кровать в ожидании своего мужчины обратно в свои же объятия. На душе очень легко, и я жмурюсь от счастья, стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не спугнуть очарование этого момента.

Громкий хлопок дверью, два уверенный шага, и матрас подо мной прогибается, принимая на себя тяжесть чужого тела. Стас нависает надо мной, и я открываю глаза, почувствовав его дыхание на своём лице. Мне так много всего хочется сказать ему, пошутить, спросить… Например, жив ли там Бонифаций, но Стас смотрит на меня ТАК, что я теряю не только способность разговаривать, но и всякое желание на бессмысленную трату времени.

Всё происходит болезненно медленно и до безумия быстро. Вначале мы нелепо копошимся в моей одежде, её слишком много. Стас матерится на мою куртку, пока я пытаюсь выгнуться и стянуть с себя кеды. А затем всё это теряет хоть какое-то значение.