Книга Рыцарь и ведьма, страница 28 – Олег Нестеренко

Девушка, слегка щурясь, бегло осматривала прохожих. Кто-то, запахнувшись против непогоды, глядел себе под ноги, поглощенный заботами дня. Кто-то с бесстрастным выражением двигался в толпе, будто ничего не видя и не слыша, ведомый неким городским инстинктом. Были и те, которые по рассеянности вышли без зонта и, похоже, без особенной цели – такие дрейфовали в общей сутолоке, стряхивая со лба намокшие пряди, пялясь на людей и старинные фасады.

София смотрела на все эти лица – сосредоточенные, пустые, беспечные, хмурые, сонные, – но ни в одном не встречала загнанного взгляда, в котором читалась бы тайна сродни ее собственной. Девушка чувствовала, как эта тайна вызревает в ее организме подобно вирусу, который мало-помалу убивает ее принадлежность к тесному людскому потоку. Им – опаздывать, переделывать в последний момент, заниматься сексом, пить таблетки и разогревать полуфабрикаты. А ей – гоняться за своим предназначением, пробираться в жилища мертвых и анонимно звонить из телефонных будок. Ведьме ведьмино.

Машина встала у обочины.

– Помнишь, о чем мы договорились? Говоришь про тело. Называешь улицу и дом. Вешаешь трубку. Смотри случайно не сболтни свой собственный адрес. И не вздумай назвать свое имя! Вообще ни слова лишнего! Улица Волопасов, 24. Найден труп женщины. И сразу жми на рычаг. Или хочешь, я позвоню?

Вместо ответа София отстегнула ремень. Вжав голову в плечи, вышла в дождь. Саския с напряженным волнением тренера, который следит за выступлением подопечных, наблюдала, как девушка бежит к автомату, прикрывает за собой стеклянную дверь, стоит там, не решаясь снять трубку, потом наконец звонит. Разговор длится чуть дольше, чем нужно, – нет, она нормальная? ей что, общения не хватает? – но вот София уже возвращается к машине и, запустив с собой сырого холода, усаживается рядом.

Заметив, что девушка мелко дрожит, Саския подкрутила ручку обогрева.

– Мне показалось, разговор слегка затянулся? Все в порядке?

– Все хорошо, – слабо улыбнулась София. – Отвезешь меня домой?

Когда София вошла, отец разговаривал по телефону.

– …Должно быть, это повысило сгущенность зрительной пневмы. Просто смажьте глаза соком фенхеля. Что? Нет, пока, я думаю, не стоит… О нет, Марта, это ни к чему… Я бы рад заехать к вам после клиники, но лучше я осмотрю вас у себя в кабинете. Хорошо. Ага. Хорошо. Кланяйтесь господину Велчу. До встречи. Да, обязательно. До встречи. Да. Да. Хороших выходных, Марта.

Гай Верна положил еще говорившую трубку и озадаченно посмотрел на дочь.

– Марта Велч из участкового управления. Опять выдумывает какие-то фантастические болезни.

– Да она запала на тебя, вот и названивает.

– Мне тоже так кажется. Пропишу ей притирание квасцами и вараньим калом, это поуменьшит в ее глазах обаяние супружеского греха.

Отец и дочь усмехнулись, каждый глядя себе под ноги.

– А ты почему не на работе? – спросила София, закончив отряхиваться от дождя в прихожей. – Еще и пяти нет.

Гай Верна улыбнулся, вздохнул, покатал в стакане янтарную лужицу бурбона, но так ничего и не ответил.

– Папа, мы ведь уже все обсудили. – Девушка подошла и погладила отца по плечу. – Я взрослый уравновешенный человек, присматривать за мной совершенно ни к чему.

– Однажды твои дети заявят тебе нечто подобное, и ты тоже пропустишь это мимо ушей. Как прошел день?

– Нормально, – кивнула София. И еще пожала плечами, чтобы усилить непринужденный вид.

Потом хотела проследовать к себе в комнату.

– Нормально… – медленно повторил отец. – Знаешь, я тебя, наверное, попрошу избегать этого слова по возможности. Все-таки я был женат на ведьме. У меня очень размытое представление о нормальном.

– Пап…

– Нет-нет, чтобы ты понимала… Простой пример. Как-то раз я дожидался Виолу дома. Была уже полночь, а она все не приходила. Звонить ее подругам я не стал, потому что… Потому что они все покрывали друг друга. Я поехал в этот отель в центре, «Монсальват». Не знаю, что я рассчитывал там увидеть. Наверное, уличить ее в неверности. Наверное, мне было бы легче, если бы так и произошло… – Гай Верна хмыкает, оглядывается вокруг себя и садится на край дивана. – Виоле всегда удавалось превзойти мои ожидания. Да, я застал ее с другим. Но я застал и нечто несравненно более оригинальное. В номере горели свечи, на полу валялись мертвые петухи… У кровати стояли бокалы. Я потом заметил, что в бокалах на донышке была кровь, а к стенкам прилипли цветные перья. Твоя мать и ее чернокожий… ухажер… и не думали останавливаться, они даже не заметили меня. Не отозвались на оклик. Они были в каком-то трансе. И я просто ушел оттуда. А самое смешное, что позднее Виола и не пыталась оправдываться или уверять меня, что это больше не повторится. «Для ведьм это нормально», – сказала она.

София села рядом и накрыла руку отца своей. За последние три дня он словно постарел. Скулы, подбородок и шею обметала щетина. Его элегантная серебристая шевелюра растрепалась и обвисла на лоб. Всегда поджарый и подтянутый, он даже как будто немного обрюзг. Как бы София ни уверяла отца в том, что она не намерена идти по стопам матери, это не могло вернуть ему прежнее присутствие духа.

Девушке было тягостно узнавать все новые истории из прошлого родителей, которые отец преподносил с видом ироничной отстраненности. В каком-то смысле было проще, когда мама оставалось просто фигурой отсутствия, грустной тенью, всегда таившейся где-то за плечом, за пределами поля зрения. Но сказать об этом отцу она не решалась. Ведь он впервые мог не носить застарелую боль в себе. И, должно быть, ему казалось, что с каждым болезненным откровением он оставлял ей, Софии, все меньше оснований осуждать его за тот выбор, который он сделал в пользу умолчаний и лжи во всем, что касалось Виолы Верны.

– Пап, я тебе ручаюсь, что петушиную кровь я не пила. Они что, про птичий грипп не слышали? Мы с подругой просто покатались по городу. Помнишь, я тебе рассказывала про Саскию? Это с ее сестрой я вчера встречалась.

– Я просто очень за тебя переживаю, дочь.

– Я знаю, пап. Я за тебя тоже волнуюсь. Главное, что мы теперь можем обо всем говорить. Слушай, ну а что-нибудь хорошее тебе вспоминается? О маме? Она же не сразу слетела с катушек?

Гай Верна допил бурбон и откинулся на спинку дивана.

– Никогда не забуду ее глаз. Синие-синие, как васильки. Она пришла ко мне на прием, потом пришел следующий пациент, а я все не мог в них насмотреться. Тогда-то она меня и приворожила, не иначе. Особой надобности в том не было, но я влил ей капель для расширения зрачков, чтобы она сама не смогла добраться до дома. Так я первый раз проводил ее. И тогда же, стоя на ее крыльце, поклялся себе, что она будет моей женой. Если б я только знал… А впрочем, оно того стоило. Виола подарила мне тебя. И знаешь, любовь к тебе – это единственное, что позволило ей сохранить хоть какую-то человечность.

– Не знаю насчет любви. Если бы любила, то уж, наверное, захотела бы со мной встретиться хоть разок. Или вообще забрала бы меня к себе, а тебя превратила бы в лягушку! Суд не оставил бы ребенка с лягушкой.