Книга Королевство, страница 113 – Ю Несбе

– Думаю, все потому, что в детстве я серфингом занималась, – сказала она, очевидно довольная собой. – Учишься держать равновесие… – Она вскрикнула, когда лыжи разъехались и она неожиданно шлепнулась на свежий снег.

Мы с Карлом согнулись пополам от смеха, а после неудачной попытки придать лицу оскорбленное выражение Шеннон тоже засмеялась. Когда мы помогали ей встать, я почувствовал на своей спине руку Карла. А потом он слегка обнял меня за шею и посмотрел на меня сияющими голубыми глазами. Выглядел он лучше, чем на Рождество. Чуть похудел, двигался быстрее, говорил четче, белки глаз очистились.

– Ну? – спросил Карл, опираясь на лыжи. – Видишь?

Увидел я только те же самые выгоревшие черные руины, что и месяцем раньше.

– Не видишь? Здесь отель будет.

– Нет.

Карл рассмеялся:

– Подожди четырнадцать месяцев. Я поговорил со своими людьми: черт возьми, да, нам четырнадцати месяцев хватит. Через месяц перережем ленточку в честь начала стройки. И будет масштабнее, чем в первый раз. Приехать и перерезать ленточку согласилась Анна Фалла.

Я кивнул. Депутат стортинга, руководитель Комитета по промышленности. Нехило.

– А потом – большой деревенский праздник в Ортуне, как в старые времена.

– Как в старые времена не будет, Карл.

– Погоди, увидишь. Ради такого случая я попросил Рода снова группу собрать.

– Шутишь! – Я засмеялся. Род. Черт, да это покруче любого депутата стортинга будет.

Карл обернулся:

– Шеннон?

Она карабкалась на холм позади нас.

– Лыжи отдают, – с улыбкой сказала она, запыхавшись. – Интересное выражение. Назад они скользят, а вперед – нет.

– Покажешь дяде Рою, как научилась с горы спускаться? – Карл указал на склон с подветренной стороны. Свежий снег блестел, словно бриллиантовый ковер.

Шеннон скорчила гримасу:

– Я вас развлекать не планировала.

– Представь, что стоишь на серферской доске дома, – поддразнил он.

Она попыталась стукнуть его палкой, но чуть снова не потеряла равновесие. Карл громко рассмеялся.

– Покажешь ей, как надо на лыжах стоять? – спросил меня Карл.

– Нет, – ответил я, закрывая глаза. Их пощипывало, хоть на мне и были темные очки. – Не хочется портить.

– Он имеет в виду, что не хочет свежий снег портить, – услышал я слова Карла, обращенные к Шеннон. – Папу это с ума сводило. Мы оказываемся у идеального спуска с нетронутым, пушистым снегом, и папа просит Роя пойти первым, ведь на лыжах из нас лучше всего держится он, но Рой отказывается, говорит, там же так красиво. Не хочет снег лыжней портить.

– Понимаю, – сказала Шеннон.

– А папа – нет, – сказал Карл. – Он говорил, если не испортишь, то никуда не дойдешь.

Мы сняли лыжи, уселись на них и разделили на троих апельсин.

– Ты знал, что апельсиновое дерево родом с Барбадоса? – спросил Карл и прищурился, глядя на меня.

– Грейпфрутовое, – сказала Шеннон. – И это тоже очень сомнительно. Но… – Она взглянула на меня. – Именно то, что нам неизвестно, делает историю правдой.

Когда апельсин слопали, Шеннон сказала, что назад хочет пойти первой, чтобы мы ее не ждали.

Мы с Карлом сидели и смотрели, как она переберется через холм.

Карл тяжело вздохнул:

– Чертов пожар…

– Узнали еще что-то о том, как все случилось?

– Только то, что его кто-то поджег и что, по всей вероятности, новогоднюю ракету туда подложили, чтобы выдать ее за причину пожара. Этот литовец…

– Латыш.

– …не смог даже рассказать, какую машину увидел, поэтому не исключено, что он и поджег.

– Зачем ему это?

– Пироман. Или ему за это заплатили. Рой, в деревне есть завистники, которые отель ненавидят.

– Ты имеешь в виду, нас ненавидят.

– Не без этого.

Вдалеке раздался вой. Собака. Кто-то говорил, что видел в горах волчьи следы. И даже медвежьи. Разумеется, ничего невозможного в этом нет, просто маловероятно. Нет почти ничего невозможного. Все случится – это лишь вопрос времени.

– Я ему верю, – сказал я.

– Литовцу?

– Даже пироман не останется жить там, где он пожар устроил. А даже если ему за это заплатили – зачем так все усложнять и врать про машину с неработающими стоп-огнями, которая выехала со стройплощадки? Мог бы сказать, что, когда он вернулся, уже полыхало, или что спал в бараке, или что ничего не знает. Пусть полиция выясняет, ракета это или еще что-то.

– Не все рассуждают так логично, Рой.

Я засунул в рот снюс.

– Нет, наверное. Кто ненавидит тебя настолько, чтобы твой отель сжигать?

– Поглядим. Курт Ольсен, потому что по-прежнему уверен: мы в смерти его отца как-то замешаны. Эрик Нерелл – мы унизили его, когда заставили прислать откровенные фотографии. Симон Нергард, потому что он… потому что он в Нергарде живет, ты его избил и он нас всегда ненавидел.

– А как же Дан Кране? – спросил я.

– Нет, они с Мари совладельцы отеля.

– На кого доля записана?

– На Мари.

– Я знаю Мари, ферма наверняка в ее собственности.

– Точно. Но ведь Дан никогда Мари не нагадит…

– Серьезно? Представь себе мужчину, которому изменила жена, а ты – мужчина, с которым она изменила. Ему угрожали, запугали цензурой, его унизил головорез, потому что он хотел написать про отель что-то нехорошее, но правдивое. В канун Нового года его вышвырнули из приличного общества, и он оказался в компании с такими, как я. Брак уже летел к чертям, а в канун Нового года он решил сам вогнать последний гвоздь в крышку гроба, уничтожив репутацию ее отца статьей на первой полосе. Неужели подобный человек никогда ей не нагадит – она же причина всех его несчастий. И при этом параллельно нагадить и тебе? В канун Нового года у Стэнли я видел Дана Кране, который прошел сквозь стену.

– Стену?

– Знаешь, как люди пугаются, когда им угрожает смертью тот, кто точно знает, на какие кнопки нажать?

– Отчасти, – сказал Карл, искоса на меня посмотрев.

– Как говорится, это твою душу сожрет.

– Да, – тихо произнес Карл.

– А что потом?

– В конце концов на страх сил уже не остается.

– Да, – согласился я. – Становится плевать, уж лучше умереть. Погубить самого себя или погубить кого-то другого. Сжечь, убить. Что угодно – лишь бы перестать бояться. Это и есть перейти черту.

– Да, – согласился Карл. – Черта. И по другую ее сторону гораздо лучше. Несмотря ни на что.