
Онлайн книга «Рождество в Ноттингеме»
В доме стали появляться итальянки, чешки, бельгийки — словом, множество женщин разных национальностей, и Стив, не называвший теперь их дом на Боу‑Хилл иначе, чем «Ноев ковчег», однажды не выдержал и предложил Пат построить — благо, место позволяло — небольшой дополнительный корпус в виде двух вполне европейских квартир, где могли бы останавливаться приезжающие к Пат гости. — Это было бы замечательно, но только надо сделать все действительно по‑европейски. Знаешь, они иногда так болезненно реагируют на какие‑то непонятные им мелочи, — воодушевилась Пат. — Ну, я полагаю, тебе, как англичанке, и карты в руки. — Стиви, да разве ты забыл, что Остров — это совсем не Европа, а вообще нечто непонятное. Давай лучше опять пригласим кого‑нибудь от Донгиа — такого чувства стиля я не видела больше ни у кого. Прошла неделя, Пат умчалась куда‑то в Питтсбург на очередную конференцию, и Стив на целый день залез в свою «голубятню» и со страстью предался своему новому увлечению. Но, дойдя в воспоминаниях до описания тех широкобедрых, с покатыми, как осыпающиеся пески, ягодицами, мексиканок, которых они любили приводить в свою коммуну на берегу Калифорнийского залива, он отложил ручку. За окном ярко‑оранжевым, переходящим в нежно фиолетовый, горела вечерняя заря и освещала его фонарь призрачным, то жарким, то прохладным, светом. И вдруг с безжалостной ясностью Стив понял, что жизнь уже перевалила за половину, а он до сих пор не испытал того чувства, когда хочется отдать себя женщине — всего. Да, были пылкие увлечения юности, блестящие романы зрелости… Была черная пелена власти Руфи, которой он отдавал себя полностью, но… почти против своей воли и, увы, только физически. А Пат… Пат была, на его взгляд, слишком рассудочной. Вот Джанет, та будет иной! В ней есть романтичность и безоглядность, унаследованная от отца. От Мэтью мысли Стива снова вернулись к Руфи. Неужели, живя в Швейцарии, она так и не приедет в Кюсснахт, ибо, как призналась как‑то Стиву, «не признает могил, а тем более любимых»? Руфи уже под шестьдесят, Боже мой!.. И, окунувшись в воспоминания, Стив не расслышал, как кто‑то твердыми, но бесшумными шагами поднялся на «голубятню» и деликатно приоткрыл дверь. Стив сделал движение, будто наяву стряхивал с себя гибкие смуглые обнаженные руки, и откашлялся, давая тем самым понять, что он на месте. Тогда дверь открылась полностью, темной рамой очертив невысокую женскую фигуру в черном обтягивающем трико — как показалось Стиву в первое мгновение. Приглядевшись, он увидел, что это не трико, а узкие черные джинсы и такой же свитер, принадлежавшие миловидной женщине с блестящими круглыми, как маслины, глазами и длинной атласной челкой. — Я представитель фирмы Анджело Донгиа, мистер Шерфорд, — мягко произнесла она, своим чуть странным выговором напоминая Стиву какую‑то другую жизнь. — Специалист по европейскому интерьеру. Моя фамилия Кассано, миссис Кассано. — Очень приятно, — буркнул Стив, который на самом деле был недоволен тем, что у него воруют время в столь редкий для него свободный день. — Пройдемте, я покажу вам участок, хотя там еще ничего нет. — Внизу было открыто, а на звонок никто не ответил, так что я взяла на себя смелость, — снова певуче заговорила миссис Кассано, и снова что‑то словно кольнуло Стива, — подняться прямо к вам, мистер Шерфорд… или просто Стив, — улыбаясь круглыми губами, закончила она. — Что? — Он сделал шаг вперед, в полосу уже почти погасшего заката, и она смело шагнула ему навстречу. Теплый оранжевый свет лег на все такое же открытое, но неуловимо повзрослевшее лицо маленькой француженки. — Галльская курочка!? — не веря своим глазам, воскликнул Стив. — Жаклин! — Неужели я так изменилась? — Совсем нет, но… — Стив не мог сейчас выразить эти произошедшие в Жаклин изменения какими‑то определенными словами — это был не возраст, скорее, появившееся ощущение некоей законченности. — Бог с этим, давай‑ка, устраивайся. Вино, коньяк, виски, пиво? — Жаклин несколько растерянно смотрела, где же устраиваться, ибо никакой мебели на «голубятне» практически не было — ее заменяли раскиданные повсюду и перемещаемые Стивом по своему настроению какие‑то причудливые помеси пуфа, банкетки и огромной подушки — эти монстры, впрочем, были удобными, разноцветными и дружелюбными. — Садись прямо на ковер, — предложил Стив, внезапно почувствовав неловкость, вызванную только сейчас всплывшим воспоминанием о том, что он когда‑то переспал с этой девушкой. Но неловкость происходила вовсе не от самого этого факта — связи Стива Шерфорда исчислялись многими десятками — а от мгновенного телесного ощущения того, какой ласковой, мягкой и спокойной она тогда была, словно не пятнадцатилетняя девочка, а уверенная в себе женщина. Стив сузил глаза и взъерошил волосы над загорелым веселым лицом. — Ты стал совсем седой, Стив, — твердо проговорила она, видимо, сделав усилие, чтобы окончательно перейти к старому обращению. — Но ведь и Джанет уже двенадцать. — С ней все… — В порядке и даже больше — красавица и умница! — А где Пат? — Повсюду. Но если серьезно, то ее сейчас, по‑моему, куда больше вопросов музыки занимает гендер. А вообще — съемки, поездки, тяжелый труд постоянного созидания. Мы с ней настолько на виду, ты сама, наверное, много знаешь про нашу жизнь. — Стив усмехнулся одним ртом. — Разве ты не… счастлив? — Счастлив. Но, смотря, что понимать под этим затасканным словом… Жаклин спокойно смотрела на него своими черными глазами без блеска, и Стив чувствовал, как с каждой минутой ему почему‑то становится все веселее и веселее. Сейчас она допьет вино, и они закатятся куда‑нибудь подальше на побережье и будут болтать, просто болтать обо всем, не воспаряя к философии Гегеля и не опускаясь до обсуждения «Правила десяти минут», [18] а потом шлепать босыми ногами по неостывающему за ночь парному молоку прибоя… — Ну что ж, Стив… Давай пойдем посмотрим место и обсудим детали, у меня не так много времени. — Жаклин осторожно поставила бокал на пол. — Тебя ждет дома муж? — удивляясь себе, зло спросил Стив. — Муж? — Горькая маленькая морщинка легла у розовых, без помады, губ. — Нет, но у меня много работы и… — Дети? — Стив понимал, что это уже похоже на допрос, но не хотел и не мог остановиться. — Зачем же так? — Жаклин мягко улыбнулась. — Если ты действительно хочешь узнать, как я жила эти десять с лишним лет, я расскажу сама. Только пойдем посидим где‑нибудь на кухне, как в старые времена, и поедим, я с ленча мотаюсь по заказчикам. А потом, отказавшись от предложенной Стивом сигареты, Жаклин забралась с ногами на диван, снова поразив его текучей и даже немного тяжеловесной для такого небольшого тела пластикой. |