Книга Закрытое небо, страница 71 – Наталья Ручей

Отпускаю мужчину, когда прохладная от прогулки ладонь впитывает мое тепло, обхожу его, прикасаясь при этом бедром, плечом, волосами, чтобы не успел отстраниться, чтобы ему некуда было отступить, и становлюсь напротив него. Хватает секунды, чтобы понять по стальным глазам, что он не просто не в духе, он переполнен негативными эмоциями, которые и давят на его сильные плечи.

Снова возвращаюсь к ним, пытаюсь через легкий блейзер расслабить уставшие мышцы. Возражения нет. Лишь отголоски удивления, которые тут же заковываются в серую сталь.

Он здесь, со мной, но все равно о чем-то усиленно думает. О чем-то таком, что никак не помогает расслабить сведенные брови. И я делаю это пальцами — скольжу по черным дугам, поглаживаю морщинку на лбу, слегка надавливаю на виски, растираю пальцами, забираю в себя частички боли, которые чувствую.

Он расслабляется и прячет глаза за ресницами, позволяя мне рассматривать себя. И я пользуюсь этим — скольжу по его лицу не только пальцами, но и взглядом. Поглаживаю горбинку на носу, которая не портит его. Ее не разгладить, да я бы и не хотела, потому что она важная часть того, что делает этого мужчину таким соблазнительно-хищным. Я просто дарю ей частичку тепла своих пальцев.

И его губы…

Не такие большие, как у меня, но гораздо красивее, и несмотря на то, что они придают облику этого мужчины жесткость, я знаю, какими нежными они могут быть. И настойчивыми, необузданными. И как сильно они любят себе подчинять, владеть, утверждать свою власть.

Никогда не подозревала, что мужчина с закрытыми глазами — такой сильный соблазн.

Прикусываю губу, рассматриваю его с жадностью, впитывая в себя каждую черточку, а потом, шалея от запаха этого мужчины, приподнимаюсь на носочках, приближаюсь к его губам и целую.

Впервые.

Сама.

Обхватываю его шею, чтобы не качнуться назад, потому что в моих планах стать не дальше, а ближе к нему, и вдруг слышу тихую просьбу:

— Не надо…

Когда мужчина открывает глаза, его упрямый взгляд подсказывает, что я не ослышалась.

Но кто сказал, что я должна подчиниться? И кто сказал, что он на самом деле не хочет этих прикосновений?

Снова скольжу пальцами по его телу, но уже смелее и задевая другие участки — спину, бедра. Неотрывно глядя в глаза мужчины, приподнимаю его блейзер и кладу ладонь на живот, изучаю его упругость, с удовольствием прикасаюсь к гладкой горячей коже, которая еще сильнее нагревается под моими пальцами. И пока он сосредоточен на этих ощущениях, пока пытается пронзить, остановить меня взглядом, другой рукой опускаюсь к ремню и пытаюсь его расстегнуть.

— Не надо, — повторяет Влад, сжимает мои ладони своими, и отстраняет от себя. — Ты ведь все уже знаешь.

Я стараюсь не подпускать его слова близко к себе, стараюсь не зацикливаться на них. Да, он прав. Все это время я не давала ему ни единой возможности даже предположить, что хочу близости с ним просто так, без всяких условий. И теперь он уверен, что других причин с моей стороны для этого нет.

— Я знаю, что это сделал художник, — высвобождаю из плена руки и скольжу пальцами по ремню, не расстегиваю, потому что за мной внимательно наблюдают, чтобы снова остановить, если зайду далеко. — Я даже догадываюсь, почему…

Одна моя ладонь опускается вниз, и я облегченно выдыхаю, когда ощутимо чувствую, что, несмотря на строгий взгляд и беспрекословный тон, несмотря на попытки прервать меня, этот мужчина хочет меня.

— Он хотел делать то, что хочу с тобой сделать я… — мой голос чуть хрипнет, едва я представляю, как все же избавлю Влада от одежды и той брони, которой он закрывается от меня. Чуть качнувшись вперед, шепчу в его губы: — Он хотел занять мое место. Хотел ощутить тебя во рту, на своем языке, хотел видеть, как ты кончаешь, ведь так?

— Нет, — хозяин дома вплетается пальцами в мои волосы, чуть тянет, заставляя запрокинуть голову и впиваясь взглядом в мои приоткрытые губы. — В отличие от тебя, он хотел всего меня и на постоянной основе.

Мне хочется закрыть глаза, малодушно спрятаться за ресницами, потому что я не уверена, что наши желания с художником так уж разнятся. И к лучшему, что у меня будет время и возможность побыть вдали от хозяина дома, потому что когда он рядом, он поглощает меня — взглядами, запахом, своим отношением.

Но если сейчас ему тоже нужна небольшая отсрочка, чтобы убедиться, что я всерьез, пусть так.

— Это он украл твои часы и телефон Алины? — чуть отрезвляю себя броском в прошлое.

— Позаимствовал, — уточняет Влад. — С часами было несложно, как ты понимаешь. С телефоном тем более. Твоя подруга сама обращалась к нему за помощью, чтобы он научил ее фотографировать. Он взял ее телефон, пообещав закачать в него специальные программы. Потом просто вернул. Как и часы.

— В отличие от меня, — угадываю по тени его усмешки, и выдыхаю новый вопрос, чтобы раз и навсегда закрыть для нас двоих эту тему. — Ты сразу узнал? И если да, почему решил потоптаться по нему только сейчас?

— Практически сразу. Прощупать интересы других было несложно, — пальцы Влада чуть сильнее сжимают мои волосы, и не знаю, замечает ли он, что притягивает меня еще ближе к себе. — А не трогал его, потому что по странному стечению обстоятельств ты поддерживала контакт только с ним.

Я не спрашиваю, почему он не разрывал эту связь. Не спрашиваю, почему для него было важным, чтобы ко мне тянулась хоть какая-то ниточка. Вряд ли он сам понимал, зачем это делает.

Я не обманываюсь в том, что этот мужчина два года жил монахом-отшельником. Но он сделал много шагов, чтобы я была рядом с ним. И чтобы чувствовала то, что чувствую сейчас, и даже чуть больше. Разовый секс получить было бы значительно проще, а значит…

Ужасно хочу промолчать — понимаю, что так будет легче. Но желание, чтобы в этот момент между нами больше не было мутных пятен, пересиливает:

— Завтра я уезжаю, — признаюсь ему.

Вижу, как неуловимо напрягаются плечи мужчины, и обнимаю его за шею, поглаживаю, безумно хочу, чтобы он понял.

— Мне нужно решить кое-какие вопросы и… разобраться в себе.

Он не успевает сказать ничего, лишь взгляд предупреждает о том, что он снова попытается меня оттолкнуть.

— Но я хочу уехать… — опережаю его, заставляю склониться, чтобы он видел, слышал и чувствовал… — с твоим вкусом на языке… с твоим запахом на мне…

Я делаю паузу, потому что эту часть признания озвучить гораздо сложнее, нервно сглатываю и все же произношу:

— И с ощущением тебя глубоко во мне.

Глаза мужчины темнеют так стремительно или это с улицы незаметно подкрадись вечерние тени. Не знаю. Мне все равно. В этот момент, когда все важное озвучено, эта безделица не имеет значения.

— Я хочу этого, — добавляю, видя борьбу желания и недоверия на лице мужчины. — Хочу тебя. Очень. Просто…