Онлайн книга «Американская грязь»
|
– Ага. – Я бы и вовсе отказался от носков, если бы это сделало тебя счастливой! Вопреки себе Лидия опять рассмеялась. В ответ на подобные заявления она просто закатывала глаза, потому что легкий флирт был лишь мимолетной тучкой на небосклоне их дружбы. Между ними разражались и настоящие грозы. Например, оказалось, что их отцы умерли примерно в одно и то же время и при похожих обстоятельствах – от рака. Это знание сделало их еще ближе. У обоих когда-то были хорошие отцы, и оба потеряли их в юном возрасте. – Словно вступил в самый дерьмовый клуб по интересам, да? – заметил как-то Хавьер. Отец Лидии умер почти пятнадцать лет назад, и хотя теперь она горевала лишь временами, в эти моменты скорбь оставалась такой же острой, как и в день его смерти. – Я знаю, каково это, – говорил Хавьер, хотя она не упоминала об этом напрямую. Так что она терпела его настойчивые заигрывания, а он, в свою очередь, принимал – вероятно, не без удовольствия – ее твердые отказы. Лидия считала, что это придает ему особенное обаяние. – Но, Лидия, – галантно говорил Хавьер, прижав руки к сердцу, – исключая других моих возлюбленных, ты и есть la reina de mi alma. Владычица моей души. – Что бы сказала на это твоя бедная жена? – Моей замечательной жене хочется только одного: чтобы я был счастлив! – Да она у тебя святая! Он часто рассказывал о своем единственном ребенке, шестнадцатилетней девушке, которая училась в частной школе в Барселоне. Стоило Хавьеру заговорить о ней, как в нем все менялось: голос, лицо, жесты. Его любовь к дочери была так сильна, что даже в разговорах он упоминал о ней в самых деликатных выражениях. Ее имя было словно хрупкий хрустальный шар, который Хавьер боялся уронить. – Я часто шучу про своих многочисленных возлюбленных, но на самом деле любовь у меня только одна, – с улыбкой сказал Хавьер. – Марта. Es mi cielo, mi luna y todas mis estrellas [15]. – Я ведь и сама мать, – кивнула Лидия. – Я знаю эту любовь. Ее друг сидел напротив на табурете, который она теперь считала его табуретом. – Эта любовь настолько огромна, что иногда меня пугает, – продолжал Хавьер. – Я не надеюсь ее заслужить, поэтому мне страшно, что однажды она исчезнет, поглотит меня без остатка. И в то же самое время, кроме нее за всю свою жизнь я не сотворил ничего хорошего. – Ой, Хавьер… это наверняка неправда. Ее собеседник помрачнел. Покачав головой, потер глаза под стеклышками очков. – Просто моя жизнь сложилась совсем не так, как я хотел, – сказал он. – Знаешь ведь, как оно бывает. Но Лидия не знала. Они уже несколько недель как дружили и все лучше узнавали друг друга, но в этом вопросе не могли найти общий язык. Лидия не думала, что у нее будет только один ребенок, но в остальном ее жизнь сложилась именно так, как она хотела. Она давно оставила в прошлом надежду родить дочь, сумела смириться с этим разочарованием. Лидия была довольна выбранным путем, и даже более того. Она была счастлива. Но теперь Хавьер смотрел на нее через стекла своих очков, и в его глазах читалось отчаянное желание быть понятым. Сжав губы, она сказала: – Расскажи мне все. Хавьер снял очки, сложил их и, моргая, спрятал в нагрудный карман рубашки. Оставшись без привычной защиты, его глаза казались маленькими и уязвимыми. – Я мечтал стать поэтом! – Он рассмеялся. – Нелепо, правда? В наше-то время! – Лидия накрыла ладонью его руку. – Я думал, что стану ученым. Буду вести спокойную жизнь. Меня бы вполне устроила бедность. Лидия скривила рот и провела пальцем по циферблату элегантных часов на его запястье. – Что-то я сомневаюсь, – сказала она. Хавьер пожал плечами: – Я и правда люблю хорошие ботинки. – И стейки, – напомнила она. – Да, но кто же не любит вкусный стейк? – со смехом ответил он. – Ты бы разорился на одних только книгах. – Dios mío [16], Лидия, ты права! Из меня бы получился никудышный бедняк. – Ужасный, – согласилась она и, немного помолчав, добавила: – Но если ты и правда несчастлив, еще ведь не поздно, правда? Ты ведь еще молодой. – Мне пятьдесят один год! Даже меньше, чем она думала. – Да ты, считай, ребенок. Да и вообще, из-за чего ты так грустишь? Хавьер опустил глаза на прилавок, и Лидия с удивлением увидела на его лице гримасу искреннего страдания. Склонившись к нему поближе, она негромко сказала: – Ты можешь изменить свою жизнь, Хавьер. Точно можешь. Ты такой талантливый, такой способный человек. Что тебе мешает? – Да ну. – Хавьер покачал головой и снова надел очки. Его лицо вновь приобретало привычные очертания. – Теперь это просто романтические мечты. Все кончено. Я сделал выбор давным-давно. И оказался, где оказался. – Но ведь получилось не так уж и плохо? – спросила Лидия, покрепче сжав его руку. Так она могла бы говорить с Лукой, пытаясь настроить сына на более оптимистичный лад. Хавьер медленно моргнул и слегка склонил голову набок. Этот жест было трудно истолковать. – Сойдет и так, – ответил он наконец. Тогда Лидия распрямилась и, глотнув из чашки почти остывший кофе, заметила: – В результате теперь у тебя есть Марта. – Да, Марта. – Глаза Хавьера заискрились. – И ты. В следующий раз он пришел к ней с коробкой печенья кончас и уселся на свое обычное место. Лидия ходила между полками, помогая покупателям выбирать книги. Хавьер тем временем открыл свою коробку и выложил на салфетки два печенья в форме ракушек. Когда покупатели подходили на кассу, чтобы расплатиться, он здоровался с ними так, словно и сам работал в магазине. А потом предлагал им угоститься. Когда они с Лидией наконец остались вдвоем, Хавьер выудил из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот и положил его на прилавок. – Что это такое? – спросила Лидия. Тревожно сглотнув, ее друг ответил: – Мои стихи. Глаза Лидии широко распахнулись от восторга. – Я никому раньше их не показывал. Только Марте. Она изучает в школе поэзию. А еще французский и математику. Она, конечно, намного умнее своего старого папаши. – Ах, Хавьер. Мужчина беспокойно теребил краешек блокнота. – Я всю жизнь пишу стихи. С самого детства. Я подумал, может, ты захочешь их послушать. |