Книга Анализ крови, страница 39 – Джонатан Келлерман

Я передал Майло слова Сета Файэкра, оценившего «прикоснувшихся» как закрытую группу, чурающуюся внимания, добавив рассказ Мэла про расправу над Норманом Мэттьюсом.

– Секта не ищет новообращенных, – подчеркнул я. – Это замкнутый кружок единомышленников. Какие у «прикоснувшихся» могут быть причины связываться с чужаками?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, Майло выразил удивление по поводу личности Благородного Матфея.

– Мэттьюс – гуру? Я всегда гадал, что с ним сталось. Дело я хорошо помню. Все произошло в Беверли-Хиллз, поэтому нас не привлекали. Покинутого мужа заперли в психушке в Атаскадеро, и полгода спустя он выпил стакан стирального порошка. – Он невесело усмехнулся. – Мы называли Мэттьюса «звездным крючкотвором». Что тебе известно?

Снова зевнув, Майло отпил кофе.

– Причины? – повторил он. – Быть может, они считали, что им удалось убедить родителей лечить мальчишку так, как они научили, но те передумали и ситуация вышла из-под контроля.

– Уж слишком далеко она вышла, – заметил я.

– Не забывай, о чем я говорил тебе в номере в мотеле. Мир становится все более безумным. К тому же, возможно, когда твой друг-профессор изучал этих сектантов, те стеснялись телекамер, однако это осталось в прошлом. Чудики меняются, как и все остальные люди. Джим Джонс был для всех героем до тех пор, пока не превратился в Иди Амина ^[27].

– Справедливое замечание.

– А то как же. Я ведь про-фес-си-о-нал.

Майло рассмеялся, однако этот теплый приятный звук быстро сменился тишиной, леденяще-холодной от не высказанных вслух слов.

– Существует и другая возможность, – наконец сказал я.

– Раз уж ты завел об этом речь – да. – Зеленые глаза Майло потемнели. – Дети захоронены где-то в другом месте. Тот, кто это сделал, перепугался и удрал, не успев избавиться от них в Бенедикте. Там полно койотов и разных ползающих тварей. Увидишь в темноте горящие глаза – станет жутко по самое не балуйся.

С тех пор как я узнал об убийствах, у меня болело сердце. Мое внимание колебалось между словами Майло и порожденными ими образами. Но теперь смысл сказанного наконец дошел до меня, и я постарался отгородиться от этого стеной отрицания.

– Майло, ты ведь не прекратишь поиски, правда?

Услышав в моем голосе настойчивость, детектив поднял взгляд:

– Мы прочесываем Бенедикт от бульвара Сансет до долины, Алекс, ходим от дома к дому в надежде на то, что кто-то что-нибудь видел. Но было темно, поэтому на свидетелей надежды мало. Также мы собираемся пройтись по другим каньонам – Малибу, Топанге, Колдуотеру и Лорелу. Около тысячи человеко-часов, которые вряд ли дадут результат.

Я вернулся к теме убийства родителей, поскольку, какой бы страшной она ни была, это было предпочтительнее, чем фантазировать о судьбе Вуди.

– Они были убиты прямо там, в Бенедикте? – спросил я.

– Маловероятно. Крови на земле не было, и мы не смогли найти стреляные гильзы. Конечно, дождь привносит некоторую неопределенность, но в каждом теле по полудюжине пулевых отверстий. Такая пальба должна была произвести много шума, и обязательно осталось бы хоть сколько-нибудь гильз. Их убили где-то в другом месте, Алекс, а затем выбросили в каньоне. Ни отпечатков ног, ни следов колес, но это определенно можно списать на дождь.

Он яростно оторвал от батона кусок своими маленькими острыми зубами и принялся шумно чавкать.

– Еще кофе? – предложил я.

– Нет, благодарю. У меня нервы и так натянуты до предела. – Подавшись вперед, он забарабанил толстыми узловатыми пальцами по столу. – Алекс, извини. Я знаю, что ты очень беспокоишься о мальчишке.

– Это какая-то кошмарная ситуация, – признался я. – Я стараюсь о нем не думать.

И тотчас же словно из духа противоречия в сознании снова всплыло бледное детское лицо. Игра в шашки в изолированном модуле…

– Увидев номер в мотеле, я, если честно, подумал, что Своупы отправились домой, что это внутреннее дело семьи, – угрюмо произнес Майло. – Судмедэксперт по виду трупов предположил, что они были убиты два дня назад. Вероятно, вскоре после того как мальчишку забрали из клиники.

– Задним умом все мы хороши, Майло, – постарался подбодрить его я. – Никто не мог предположить, что все так обернется.

– Правильно. Разреши воспользоваться твоим сортиром.

* * *

После ухода Майло я постарался взять себя в руки – без особого успеха. У меня дрожали руки, голова гудела. Меньше всего мне сейчас хотелось оставаться наедине со своими страданиями и беспомощностью. Я постарался найти спасение в деятельности. Будь моя воля, я бы поехал в клинику и рассказал про убийства Раулю, однако Майло попросил меня не делать этого. Какое-то время я расхаживал по комнате, затем налил себе кофе, выплеснул его в раковину, после чего схватил газету и раскрыл ее на странице киноафиши. В культурном центре в Санта-Монике утренним сеансом шел документальный фильм об Уильяме Берроузе ^[28], показавшийся мне достаточно заумным, чтобы вытеснить реальность. Я уже собрался выйти из дома, когда позвонила из Японии Робин.

– Привет, любимый! – сказала она.

– Привет, малыш! Я по тебе соскучился.

– Я тоже по тебе скучаю, дорогой!

Взяв телефон, я сел на кровать, глядя на фотографию в рамке, на которой были запечатлены мы с Робин. Я прекрасно помнил тот день, когда она была сделана. В апреле мы в воскресенье отправились в дендрарий и попросили встретившегося там старичка оказать нам любезность. Несмотря на его трясущиеся руки и заверения в том, что он ничего не смыслит в современных фотоаппаратах, снимок получился великолепным.

Мы обнимали друг друга на фоне царски-пурпурных рододендронов и белоснежных камелий. Робин стояла впереди, спиной к моей груди, мои руки лежали у нее на талии. Она была в обтягивающих джинсах и белой водолазке, подчеркивающей изгибы ее фигуры. Солнце озарило золотисто-каштановым светом ее волосы, длинные и вьющиеся, похожие на бронзовые виноградные кисти. Улыбка ее была широкой и открытой, демонстрирующей белый полумесяц ровных зубов. Лицо влюбленное, живые глаза озорно искрились.

Робин очень красивая женщина, внешне и внутри. Звуки ее голоса причинили мне сладостную боль.