Книга Анализ крови, страница 60 – Джонатан Келлерман

Я поднес ложку к плоду. Она легко погрузилась в мякоть. Достав ее, наполненную заварным кремом, я поднес ко рту.

Вкус оказался бесподобным, воскрешающим в памяти оттенки других фруктов, но отличающийся от всех: сладкий, затем кислый, затем снова сладкий, неуловимо перемещающийся по языку, такой же тонкий и полный, как у лучших конфет. Косточек было в изобилии, похожих на фасоль и твердых как дерево. Досадно, но терпимо.

Мы ели молча. Я наслаждался черимойей, памятуя о том, что она принесла Своупам катастрофу, но не позволяя этим мыслям осквернить свое удовольствие до тех пор, пока в миске не осталась одна пустая зеленая скорлупа.

Маймон ел медленно и закончил только через несколько минут после меня.

– Восхитительно, – сказал я, когда он отложил ложку. – Где можно найти такую прелесть?

– Как правило, в двух местах. На испанских рынках черимойя относительно дешевая, но плоды мелкие и неправильной формы. Если же зайти в элитный магазин, вы заплатите пятнадцать долларов за две черимойи приличных размеров, завернутые в красивую бумагу.

– Значит, ее все-таки выращивают в промышленных масштабах?

– В Латинской Америке и в Испании. В ограниченном объеме в Соединенных Штатах, в основном в окрестностях Карпентерии. Климат там слишком холодный для настоящих тропических растений, но более умеренный, чем здесь у нас.

– Не бывает заморозков?

– Пока что не было.

– Пятнадцать долларов, – произнес я, рассуждая вслух.

– Да. Широкого распространения черимойя не получила – слишком много косточек, слишком клейкая мякоть, люди не любят носить с собой ложку. Никто не придумал способ машинного опыления, поэтому выращивание плодов крайне трудозатратно. Тем не менее этот деликатес имеет своих верных последователей, и спрос превышает предложение. Если бы не Судьба, Гарланд стал бы богатым.

Руки у меня стали липкими от сока черимойи. Я вымыл их в раковине на кухне. Когда я вернулся за стол, лабрадор лежал у ног Маймона, закрыв глаза, и приглушенным ворчанием выражал свое собачье удовлетворение тем, что хозяин гладил ему шерсть.

Безмятежная сцена, однако она наполнила меня беспокойством. Я слишком долго задержался в Эдеме Маймона, в то время как меня ждали неотложные дела.

– Я хочу заглянуть к Своупам. Это одна из ферм, мимо которых мы проехали, поднимаясь сюда?

– Нет. Они живут… жили дальше по дороге. На самом деле это не фермы, а просто наделы, слишком маленькие, чтобы иметь коммерческую ценность. Многие из тех, кто работает в городе, приезжают туда. Там больше свободного пространства, к тому же есть возможность немного заработать, выращивая сезонные плоды – тыквы ко Дню всех святых, зимние дыни для уроженцев Азии.

Вспомнив внезапную злость, прозвучавшую в словах Хоутена, когда он заговорил о сельском хозяйстве, я спросил, работал ли шериф когда-либо на земле.

– В последнее время нет, – неуверенно произнес Маймон. – У Рэя раньше был участок неподалеку. Выращивал хвойные и продавал их перед Рождеством.

– Раньше?

– Он продал его одной молодой паре, после того как потерял свою дочь. Перебрался в меблированные квартиры в квартале от ратуши.

У меня из головы так и не вышла мысль о том, что шериф солгал, чтобы отбить у меня охоту рыскать в этих местах. Я вдруг захотел узнать больше о человеке, олицетворявшем закон в Ла-Висте.

– Он говорил мне, что его жена умерла от рака. А что случилось с дочерью?

Подняв брови, Маймон перестал гладить собаку. Та заерзала и заворчала, требуя продолжения удовольствия.

– Покончила с собой. Лет пять назад. Повесилась на старом дубе, росшем на земле отца.

Он произнес это небрежным тоном, словно в смерти девушки не было ничего удивительного. Я указал ему на это.

– Да, это была трагедия, – сказал Маймон, – но не из тех случаев, когда первоначальной реакцией является полное изумление. Мне всегда казалось, что у Марлы серьезные проблемы. Некрасивая, толстая, невероятно робкая, друзей не было. Все время сидела, уткнувшись в книгу. Насколько я мог видеть, сказки. Я никогда не видел у нее на лице улыбку.

– Сколько ей было, когда она умерла?

– Около пятнадцати.

Если бы Марла осталась жить, сейчас она была бы одних лет с Ноной Своуп. Девочки жили по соседству. Я спросил у Маймона, общались ли они друг с другом.

– Сомневаюсь. В детстве они иногда играли вместе. Но, повзрослев, перестали. Марла держалась замкнуто, а Нона связалась с сомнительной компанией. Трудно было найти двух более непохожих девушек.

Перестав гладить собаку, Маймон встал, убрал со стола и начал мыть посуду.

– Потеря дочери изменила Рэя, – сказал он, выключая воду и беря полотенце для посуды. – И вместе с ним весь город. До смерти Марлы он был заводилой. Выпивал, любил заняться армрестлингом, рассказывал сальные анекдоты. А после того как ее тело сняли с дерева, он стал полностью другим человеком. Ни от кого не принимал сочувствия. Сначала все думали, что это горе, что со временем все пройдет. Однако этого так и не произошло. – Он вытер миску так, что та заблестела. – И мне кажется, Ла-Виста с тех пор стала более сумеречным местом. Как будто все ждут от Рэя разрешения улыбнуться.

Он только что описал массовую ангедонию – потерю радостей жизни. У меня мелькнула мысль, не в этом ли ключ терпимого отношения Хоутена к «Прикосновению», выпячивающему напоказ свое самоотречение.

Закончив вытирать посуду, Маймон вытер руки.

Я встал.

– Спасибо вам за все, – сказал я, – за то, что уделили мне время, за увлекательную экскурсию и за угощение. Вы здесь создали настоящую красоту. – Я развел руками.

Маймон улыбнулся, принимая похвалу:

– Сотворил это не я. Я же только выставил все напоказ. Мне было приятно беседовать с вами, доктор. Вы замечательно умеете слушать. Вы сейчас собираетесь наведаться в дом к Гарланду?

– Да. Просто посмотреть, что к чему.

– Поезжайте дальше по дороге в том же направлении, в котором мы ехали. Вы проедете с полмили рощ авокадо. Принадлежащих консорциуму врачей из Ла-Джоллы, которые таким образом скрываются от налогов. Затем будет крытый мост через сухое русло. После моста проедете еще четверть мили. Участок Своупов будет слева.

Я еще раз поблагодарил его. Маймон проводил меня до двери.

– Пару дней назад я проезжал мимо, – сказал он. – На воротах висит замок.

– Я хорошо лазаю через заборы.

– Не сомневаюсь. Но помните, что я говорил вам про нелюдимость Гарланда Своупа? Сверху по забору протянута колючая проволока.

– Есть какие-нибудь предложения?

Притворившись, будто он смотрит на собаку, Маймон сказал с деланым равнодушием: