Книга Трубадура, страница 9 – Дарья Волкова

- Добрый вечер, - вежливо ответил Степан, осторожно спуская сумку с плеча. Плечо ныло - Матуш их сегодня гонял с особым цинизмом.

- Проходите к столу, мы как раз вас и ждем!

Степке удалось не показать своего изумления.

- Спасибо большое. Сейчас только сумку разберу – я после тренировки.

- Понимаю, - энергично кивнул Дуров. – Пять минут мы легко еще подождем.

За спиной деда Тура развела руками.

Стол был сервирован именно для чаепития – заварочный чайник под уже знакомой тряпичной птицей, чашки, масленка, сыр, печенье, конфеты. Степка с тоской оглядел всю эту красоту и поправил от шеи влажные волосы. Ему бы сейчас чего-нибудь посущественнее.

- Знаете, я там курицу купил по дороге…

- Куру, - поправил его Дуров.

- А, ну да, куру, – все никак не мог привыкнуть к местному диалекту. – Так я сейчас разогрею, хорошо?

- Вы же после тренировки и голодный? – проявил чудеса сообразительности старый профессор. – Турочка, предложи молодому человеку ужин.

И спустя десять минут Степан с отменным аппетитом уминал гречку с тушеной говядиной и овощами и слушал пространный рассказ Дурова. Если так кормить будут – готов каждый вечер слушать – и все равно про что. Сегодня, например, в честь новоселья, Степу знакомили с научными и иными достижениями Павла Корнеевича. Степан даже пару знакомых слов услышал - все же курс общей физиологии человека им читали.

В общем, Степка ел, профессор вещал, Тура молчала. И молча же выдала Степану добавку - когда он поймал себя на попытке вычистить тарелку с густым соусом куском хлеба. Давно просто не ел такого простого, вкусного и домашнего.

- А вы это зря постеснялись, Степан Аркадьевич, - заметил Дуров, когда внучка со Степиной тарелкой вышла из комнаты. – Дочиста все съесть – это не стыдно.

- Я тоже так считаю, - согласился Степан. – Особенно если очень вкусно.

Он обратил внимание, как Павел Корнеевич сметал крошки от печений себе в ладонь и отправлял в рот.

- И правильно, - кивнул Дуров. – Нельзя еду оставлять на тарелке. У нас в роду, знаете, все мужчины были как вы – ростом, я имею в виду. Флотских много было. А я - изволите видеть, – развел руками. – Метр пятьдесят девять. Потому что тридцать третьего года рождения. Блокада. Голод.

Степан не нашелся, что сказать. А тут ему принесли добавки. Тарелку он вычистил хлебом до блеска.

За чаем разговор шел о семье Дуровых. Сначала Павел Корнеевич рассказывал о женщинах старшего поколения – своей супруге и сестре, в самых теплых выражениях. Потом переключился на дочь.

- Леночка сегодня на дежурстве, увы, не составит нам компанию.

Степа этому только рад был – впечатление Елена Преужасная пока произвела такое, что общение с ней хотелось свести к минимуму. Тура при упоминании имени матери и вовсе заметно поскучнела.

- А дежурство – это где? – проявил Степа вежливый интерес. Хотя, честно сказать, мрачное лицо Туры было явно сигнальным, но тут уж выбирать – профессор-то явно был настроен на общение.

- Леночка в третьей городской работает.

- Врач? – в общем-то, ожидаемо. С таким-то отцом.

- Да нет, знаете ли… - неожиданно стушевался Павел Корнеевич. – Она, в некотором роде не совсем врач, и…

Тура фыркнула.

- Елена Павловна охранником трудится. Сидит на входе и проверяет, чтобы все были в бахилах. У нее даже табельное оружие есть, угу. Резиновая дубинка. Она ее даже применять умеет, - и, после паузы, и прямо глядя в глаза Степе, добавила с отчетливой глумливой интонацией. – По прямому и особенно косвенному назначению.

Степа подтекст уловил отчетливо и покосился на профессора. Дуров смущенно прокашлялся. Но смолчал. Понял ли неприличный намек – сказать трудно. Вероятнее всего, нет. Поправил галстук, отпил чаю. И продолжил разговор уже о следующем поколении.

- Самая моя большая беда и боль – это знаете что, Степан Аркадьевич? Что Турочка не стала поступать в медицинский. А ведь у нее способности. Но вбила себе что-то… - Дуров сокрушенно покачал головой.

- А моя самая большая печаль – это то, что ты меня в мореходку не пустил поступать! – деланно веселым тоном произнесла Тура – кажется, ей было неловко за свою недавнюю резкость.

- Тура, это совсем не женское дело! – сердито насупил брови дед.

– А во мне, может, дуровские флотские корни заговорили, - парировала внучка. Разговор был явно с давней историей, но Степа никак не мог поймать интонацию – шутят или нет? – Или рённингеновсие капитанские гены прорезались.

- Тура! – отчего-то сердито одернул девушку Павел Корнеевич. – Подлей-ка лучше гостю чаю.

Привычку помогать Туре убирать со стола можно было уже считать закрепившейся. Ему буркнули «спасибо» и выдали полотенце - вытирать посуду.

- Слушай… - Степа пристроил кружку на примеченное ранее место. – А ты, правда, что ли, в мореходку хотела поступать?

- Была такая блажь, - пожала тонкими плечами девушка. – Тогда как раз второй год как стали девчонок принимать. Мечтала, да. Но дальше мечты дело не пошло. Там же математику надо знать, физику. А у меня с этими предметами как-то не сложилось в школе. – Вручила Степке кастрюлю и вдруг тихо добавила. – У меня отец – капитан.

- Настоящий? – почтительно поинтересовался Степан. Он сам вырос у моря, и уважение к морскому делу впитал с соленым воздухом.

- Настоящее не придумаешь. По морям ходил – Балтийское, Северное, Норвежское, Баренцево. Потом списали на берег.

- Почему? – вопрос вылетел сам собой.

- Пил, - после паузы. – Сильно. – А потом без паузы. - Кастрюлю в тот шкаф. Там, на верхней полке расписка лежит. И ты про Кокоса обещал рассказать.

- Не кокос, а Кос, - вообще, на «Кокос» Степка реагировал обычно бурно и обидчиво, но тут – почти не задело. – Я в греческом клубе играл два года. Фамилия – Кузьменко, Кузьма – это от греческого Косма. Так меня и перекрестили в Коса.

Она рассмеялась - мягко, без издевки.

- А ларчик просто открывался. Греция, значит. Надо же…

Степка потрогал рукой на предмет надежности и устойчивости древний на вид стул, оседлал его и неожиданно пустился в откровения.

- У меня там родственники. Дальние. Дед был греком. Константинас Георгадис. А меня что-то после армии никуда не брали – играть, я имею в виду. Тухляк был, короче. И я поехал с родней знакомиться. А там, - щелкнул пальцами. – Р-р-раз – и сложилось. Понравился я «Олимпиакосу» - и два года за них играл.

- Ого, - Тура вручила ему пригоршню ложек и вилок. – А как тут оказался?

- Продали, - пожал плечами Степка, методично вытирая между зубчиками.

Она звонко рассмеялась.