Книга Белыми тропами, страница 40 – Мария Хикинг

– Рассказчик, конечно, из тебя не очень, – засмеялся Лобанский. – Сразу видно: научный сотрудник, никаких излишеств.

Пообедав и отогревшись, Ефим предложил участникам экспедиции возвращаться в своё зимовье. Никифор собрал им в дорогу еды и заячьих шкур, и хоть они были и без надобности, отказаться от гостинцев было невежливо. Когда они отошли подальше от зимовья и забрали Василия, буря перенесла их на то место, где упал Райц.

– Вот здесь Райц решил провалиться и утащить меня с собой, – сообщил Лобанский.

– Да ладно вам, Егор Давыдович. Он же не специально, – засмеялась Милослава.

– А знаете, как страшно-то было? – вставил Райц.

– Конечно, страшно. Зачем же было так близко идти к деревьям? – ответил Лобанский.

– Егор Давыдович, главное, что вы пришли туда, куда пришли, – успокаивала Милослава. – Но ещё важней то, что теперь я вижу, что вы – это вы… а то «я рад, что доверился тебе» и так далее, совсем на вас не похоже, – засмеялась она.

– Это уж точно, – поддакнул Райц.

Так как идти было ещё далеко, Ефим и Лобанский решили передохнуть, а Милослава с Райцем направились дальше по тропе.

– Ну что, выяснила что-то интересное? – нетерпеливо спросил Райц.

– Не-а. По сути всё так же осталось непонятным, – быстро ответила Милослава и пошла вперёд.

– И это всё? Вас не было четверо суток, – не давая далеко уйти, продолжал расспрашивать Райц.

– Угу… только для меня ещё даже первый день не закончился. Я не знаю, как это объяснить, предлагаю просто допустить то, что это существует. Не додумывая никаких объяснений, – устало произнесла Милослава.

– Понятно, – Райц быстрым шагом направился в сторону зимовья. Он понял, что Милослава что-то недоговаривает, но донимать её расспросами не было смысла, поскольку он на её месте поступал бы так же. Тяжело говорить о том, о чём не знаешь.

– Ну что… дальше будем сидеть или пойдём? – спросил Ефим, поглаживая медведя за ухом.

– Я так понимаю, есть то, что не поддаётся логике? – неожиданно спросил Лобанский.

– Почему же? Поддаётся. Если ваша логика не ограничена знаниями, – спокойно ответил Ефим, продолжая гладить медведя.

– Мне кажется, моя логика очень ограничена. Я не знаю, заметили ли остальные, но у меня есть предположение, что вьюга каким-то образом способствует перемещению нас в другое временное пространство.

– Хмм… а я думал, вы до последнего будете сопротивляться увиденному. Вы же первый это заметили.

– После встречи с волком я окончательно в этом убедился. Пока мы стояли друг перед другом, мне довелось его подробно рассмотреть. В таком виде они уже давно не существуют, тем более в этой местности, после всех гонений и истребления, – рассуждал Лобанский, приблизившись к медведю на расстояние вытянутой руки.

– Верно говоришь. Нынешние волки намного меньше своих сородичей столетней давности.

Лобанский осторожно протянул руку к медведю и медленно и неторопливо начал гладить его по морде.

– Вся эта необычность навела меня на мысль, что невозможно всё знать и всё контролировать наперёд. Кажется… прожив почти полвека, я понял, насколько я ошибался.

– Мы не стойки перед своими ошибками, мы не можем их избежать. Ты очень рано понял, что есть ещё возможность всё изменить и переосмыслить. Мне для этого понадобилось гораздо больше времени, – тяжело вздохнул Ефим.

– Как вы здесь оказались? Вы же определённо человек, – уточнил Лобанский, понимая, что может и не получить ответа.

– Мне ещё так в лоб таких вопросов не задавали, – засмеялся Ефим.

– Прошу прощения за свою прямолинейность, – растерянно произнёс Лобанский.

– Как я и говорил, когда-то я был озабочен желанием быть свободным ото всех: людей, семьи и времени. И в погоне за свободой оказался полностью лишённым самого важного, что есть у человека – это жизни, жизни обычного человека. Когда я начал своё путешествие, мне было не больше двадцати, я был сыном одного из князей в Западной Европе. Тридцать лет я путешествовал по странам вместе с торговцами, я отказался от своей невесты, обрекая её на бездетную старость и утрату чести. Отказался от ответственности, что сулил мне мой род, боясь, что это заберёт у меня свободу. Однажды я забрёл в тайгу, решил ненадолго остановиться, построил это зимовье и ещё пять лет жил отшельником в лесу, наслаждаясь каждым днём. Но тайга не была ко мне так благосклонна, как я думал. Сломав обе ноги из-за банальной ошибки и невнимательности, я был поглощён гневом на тех, кого я сам бросил когда-то, за то, что они не приходят ко мне на помощь. Но я не умер… Вьюга занесла меня в какое-то из времён, там меня подобрало племя эвенков, они залечили мне раны. Я не сразу понял, что перенёсся во времени, пока не сумел добраться до родительского поместья. Того места, что я помнил, просто не существовало. Я стал гоняться за этой таинственной вьюгой и просить, чтобы та перенесла меня обратно. Временами она встречалась мне и перебрасывала в новый век. Как-то она забросила меня далеко в прошлое, возле славянской деревни, и один из деревенских, увидав меня в лесу, прозвал меня лешим. Я не осознавал, как я выгляжу в глазах других – на тот момент моя борода уже была до колена, а европейская одежда вызывала недоумение у местных жителей, – Ефим заулыбался. – Шли годы, и мы с вьюгой как-то нашли общий язык, я стал присматривать за ней, а она за мной. Это было моё спасение от одиночества.

– Но сейчас, в современном мире, вы можете не бояться выйти из леса и дожить свою жизнь, как полагается человеку, – с явным желанием помочь предложил Лобанский.

– Спасибо тебе за заботу. Прохор тоже мне предлагал это, как и его прадед Никифор. Но я не могу покинуть лес, вьюга и я – это одно целое, – Ефим привстал с сугроба и начал рисовать посохом на снегу круги, вьюга поднялась и окутала его с ног до головы. Он становился всё больше и больше, обрастал снегом, поднимаясь выше верхушек деревьев. Огромные потоки вьюги повторяли форму его тела, а он сам просто растворился в ней.

Лобанский не мог поверить своим глазам… неужели это и есть то, за чем они сюда пришли? «Снежный человек», – прошептал он.

Небо мигом наполнилось тучами и перекрасилось в тёмно-серый цвет. Фёдор Степанович и Норотов, увидав в окно зимовья нечто огромное, нависающее над верхушками деревьев, выбежали на улицу, прихватив с собой полусонного Баянова.

– Невероятно! – восторженно крикнул Фёдор Степанович. – Он существует!!!

– Я же говорил, не нужно делать поспешных выводов, – поправил очки Норотов.

Баянов только успевал протирать глаза и, матерясь, креститься – к удивлению остальных, он оказался верующим человеком.

Милослава, увидев происходящее, побежала назад к Лобанскому и Ефиму. «РАЙЦ, СМОТРИ, СМОТРИ!» – кричала она. Райц замер от удивления на месте и не мог заставить себя пошевелиться, пока не увидел бегущую в эпицентр событий Милославу.