Онлайн книга «Лоцман. Сокровище государя»
|
– В драке, брат Якоб, мы тебя уже видели. Парень ты лихой и труса не празднуешь. Это славно! Но недостаточно. Позволь тебя проверить. – Ну… проверяйте, – пожал плечом Меллинг. – Пожалуйста. Мне-то что? – Ага, ага… Задумчиво покивав, старший приказчик снова покусал губы и спросил: – А сколько у вас в Ниене стоила лошадь с телегой? – Да как и везде, пять рублей. Ну, это где-то около четырех риксдалеров или, как говорят в России, ефимков. – У нас в Риге привыкли просто – талеры… Овчинная шуба? – Сорок копеек. – Пиво? – Шесть копеек ведро. – Мушкет! – Хм… – вот тут Никита Петрович ненадолго задумался. – Это – смотря какой. Видавший виды – можно и за двадцатку купить, а добрый – и тридцать, и пятьдесят талеров потянет. – Хорошо, цены ты знаешь, – улыбнулся Киске. – Извини, брат. Я ж должен был проверить – какой ты приказчик. Тебе точно идти некуда? – Некуда. – А куда собирался? – В Нарву, да на корабль… Старший приказчик оказался человеком весьма дотошным и, кроме цен на различные виды товаров, еще со всем старанием выспросил нового знакомца о том, как именно он оказался в Пскове и зачем. К вопросу этому Бутурлин подготовился заранее, еще с Ординым-Нащокиным. Незадолго до гибели Ниена купец Ингвар Коотц сумел выбраться из города с немногочисленной свитой, но по пути к Нарве был атакован ватагой лихих людей. Купцу удалось отбиться, однако вот часть его людей, в том числе и Бутурлин-Меллинг, оказалась вынужденной бежать на юг, к Пскову. Немного оклемавшись здесь, в городе, приказчики приняли решение пробираться к своему патрону в Нарву, звали и Якоба, но тот отказался. – Думаю, пустая затея, – поясняя, Никита Петрович почесал пробившуюся на бритом подбородке щетину. – Купец наш – разорен, склады его в Ниене – сгорели. Вряд ли ему будет дело до нас. – Резонно, резонно, – покивал Михаэль. – А что твои приятели? – Не послушали, – Бутурлин дернул шеей. – Говорят, нам герр Коотс задолжал, так пусть заплатит. Наивные, ха! Да что там говорить – молодежь. Внимательно выслушав «Меллинга», старший приказчик с расспросами поотстал и даже немножко задремал… впрочем, как и все остальные. Как видно, утренняя бодрая беседа несколько утомила сих славных людей… или они просто копили силы на будущее. Так ведь, правда и есть – поговорили с новичком, все, что надо, вызнали – а дальше чего зря болтать-то? Никита Петрович тоже попытался вздремнуть, однако сон не шел, а, наоборот, полезли в голову самые нехорошие мысли, вернее сказать, воспоминания, которые, ежели по уму, так вымести бы из башки поганой метелкой! Вымести бы, выкинуть и поскорее забыть! Хорошо бы… Однако вот не забывалось. * * * Приговоренный к четвертованию главарь разбойничьей ватаги Лихой Сом в ожидании казни томился в сторожевой башне, сложенной из крепких бревен. Раны, нанесенные Сому Никитой Петровичем, оказались не столь уж и тяжелыми, заживали на лиходее быстро, как на собаке. Впрочем, что теперь от того толку, коли совсем скоро ждет мучительная и неотвратимая казнь? И поделом! В таком разе с приговором были согласны все, слишком уж недобрую память оставил о себе жестокосердный разбойничий атаман, слишком уж много пролил кровушки. Казнь назначили на субботу. В пятницу никак нельзя – пост. Срубили помост, плаху, рядом вкопали в землю заостренные колья – для оставшихся в живых соратников лиходея. Их, конечно, тоже должны были казнить, только – без особой выдумки, просто посадив на кол. Предстоящее развлечение обещало быть интересным и поучительным, и всю пятницу жители Плесова и окрестных деревень провели в предвкушении казни. Да что там казнь! Что там какой-то разбойник? Поговаривали, что сам государь, недавно приехавший на верфи, самолично посетит экзекуцию. Вот это бы нехудо – на царя-батюшку посмотреть! Когда еще увидишь? Да никогда, наверное. К зрелищу готовились все, и не только из чистого любопытства иль для того, чтобы позлорадствовать. Сам царь – помазанник Божий – считался в те времена чем-то вроде чудотворной иконы. На него можно было не только посмотреть, но и помолиться, даже издалека испросив милости и здоровья для всех своих близких. Ну, а если государь благостной улыбкой всех собравшихся одарит или помолиться вздумает… Ну-у, тогда и совсем славно будет! Загодя еще потянулись к месту будущей казни местные лесные колдуны да ворожеи, всякие там деды-шишки да бабки-заговорницы. У тех имелась своя корысть – темная. Всем известно: жир казненного от всякой хвори помогает, да и не только жир – ногти, волосы, кровь… Тут не столько с палачом нужно было договариваться, сколько со стражею, что потом возле умирающих да трупов выставлена будет. Все ждали-жаждали казни, однако… Однако самой-то главной казни, увы, не случилось! Гнусный лиходей и разбойник Лихой Сом в ночь с пятницы на субботу сбежал! Кто помог – вызнали быстро. Девка одна возле башни крутилась. Рыжая такая, из соседней деревни – Жданки. Меланьей звали… Девку словили сразу, да сразу же зачали и пытать. На дыбу вздернули, постегали кнутом маленько – вот и призналась. Она, она лиходею помогла – да на то и видаки нашлись. Свидетели! Не отопрешься… Так ведь не особо и отпиралась рыжая. Улыбалась под кнутом, словно совсем боли не чуяла, и глаза ее при том были такие… шалые. Люблю, говорит, его – Сома, лиходея! Вот оно что… Любовь, однако! Прелюбодейку сожгли в срубе. Средь царской свиты священник один, Никона-патриарха ставленник, оказался, он-то и предложил – сжечь. Ну, чтоб без пролития крови. Так и сладили. У помоста врыли в землю кол, вокруг него, на некотором расстоянии, небольшой срубик сложили, вроде колодезного. Нагую деву привязали к колу, а срубик, сенцом обложив, зажгли. Вначале еще ничего было… потом печеным мясом запахло… да-да, печеным, не сжигали преступницу – заживо пекли! Страшно кричала Меланья, особенно когда вытекли от нестерпимого жара глаза да начала лопаться кожа… Не выдержал тогда Никита Петрович – бочком-бочком да подался прочь с лобного места. Да и не один он дал тогда слабину… Нет, все правильно – за дело Меланью казнили… Только как-то это нехорошо. Ну, повесили бы или там расстреляли из луков. Голову рубить – это казнь легкая, дворянская – не для нее. Ну, хоть как-нибудь по-другому, ага… Чтоб запаха тяжелого мясного не чувствовать, не видеть лопающихся глаз, криков, стонов ужасных не слышать бы… Эхх… А Сом-то Лихой – хорош гусь! Сбежал, гадина. И ничем своей юной спасительнице не помог. Даже не попытался. Такая вот, похоже, любовь. Односторонняя, как сабля. После казни вдруг обнаружилась мертвой сторожа у обоза царского. Все четверо стрельцов – убиты. Ловко, быстро, без шума. Сначала – вылетели две стрелы, да метко так, в горло! Потом, похоже, объявился и злодей – надо сказать, опытный, умелый – оставшиеся стрельцы даже на помощь позвать не успели. |