Книга Любовница поневоле, страница 31 – Марина Эльденберт

— Чарли, вы, наверное, с детства влюблены в книги?

— Так и есть. Сколько себя помню, пропадала в бабушкином магазине, будто я здесь родилась. Поэтому и закончила филологический факультет.

— А сами не пробовали написать книгу?

Мне множество раз задавали этот вопрос, но в голосе Хантера искренний интерес, поэтому я признаюсь:

— Вообще-то я пишу детективный роман.

— Ого! Это потрясающе!

— Ничего особенного. Я пишу его уже пять лет и не представляю, когда закончу.

Я написала первые главы в университете, но потом возвращалась к нему, только когда меня накрывало вдохновением. После смерти бабушки вдохновения стало меньше, а когда я взяла на себя обязательства управлять магазином, стало меньше еще и свободного времени. Брак с Дэном и вовсе отбивал желание писать. Он считал это ерундой.

— Главное, что вы пишете. Детективы вообще сложно писать.

— Такими темпами я никогда его не закончу.

— Ну нет, вы должны пообещать мне, что не бросите это дело.

— Почему вам? — Я приподняла брови.

— Потому что я накормил вас вкусным обедом! Однажды вы прославитесь, а я буду всем рассказывать, что угощал тыквенным супом знаменитую писательницу.

Я смеялась так, что пришлось отставить суп в сторону. Но, отсмеявшись, торжественно произнесла:

— Обещаю. Если, конечно, вы не прославитесь раньше как историк.

— Вообще-то я тоже пишу книгу, — признается Хантер. — Но она не художественная.

— Историческая? — догадалась я.

— Она о вервольфах.

Я даже кофе поперхнулась. Опять эти вервольфы! Они меня преследуют!

— Почему о них?

— Их история потрясающая, но люди очень мало о ней знают. Она полна белых пятен, которые мне бы хотелось раскрыть. Например, в седьмом столетии альфы вервольфов объединились и почти захватили власть на материке, поработив людей, но потом отказались от этой идеи, отступили и стали жить обособленно.

Глаза Хантера загорелись, когда он коснулся любимой темы.

— Людей было больше, — напомнила я.

— Дело было не в этом. Мы победили их не численностью, а хитростью.

— Это не там прекрасные девы поубивали вожаков после плотских утех? — припоминаю я слова Сайруса.

Брови Хантера взлетели вверх.

— Тоже интересуетесь историей?

— Сын моей помощницы интересуется и периодически выдает различные интересные факты.

— Эту ночь назвали «Багровой ночью». Среди вервольфов это ночь большой скорби. Без истинных альф вервольфы передрались за право занять их места. Союз распался, а сильная кровь была утеряна. Поэтому вервольфы ослабели и не могли больше противостоять людям. Но это общеизвестные факты, которые вы найдете в любом учебнике.

— Вы считаете, чтобы все было по-другому? — Я даже подалась вперед, настолько меня это захватило.

— Чарли, вы когда-нибудь встречали вервольфов? У них звериные инстинкты! Потрясающие рефлексы. Обоняние, осязание, слух, зрение. — Он указал на собственные очки. — И это обычный вервольф. Я молчу про вожаков, которые подчиняют своей воле одним взглядом.

Я вспомнила, как Джинджер упала к ногам Доминика, и согласно кивнула.

— Так вот составители этих учебников считают, что обычные девушки могли одновременно зарезать двенадцать… Вдумайтесь, двенадцать вожаков! Я бы мог поверить насчет одного, максимум двух, но убить столько закаленных в сражениях воинов, тем более правителей с восхитительной регенерацией и с иммунитетом к любым ядам? Будь даже эти женщины обученными наемницами, очень сомневаюсь, что это вообще возможно.

— Это действительно странно, — соглашаюсь я. — Но ведь альфы все-таки погибли.

— Я считаю, что они передрались друг с другом.

— Из-за девушек?

— Скорее всего, из-за одной. Чем-то она отличалась от других.

— Чем? — Было так интересно, что мой голос упал до шепота.

— Вот над этой тайной я бьюсь уже несколько лет, — «разочаровал» меня историк.

— Так нечестно!

— Я тоже так считаю. Но вот таких белых пятен множество!

Когда обед съеден подчистую, а кофе почти на донышке, Хантер поднимается:

— Спасибо за компанию, Чарли. Надеюсь, не слишком надоедал историей.

Я салютую ему стаканом и залпом допиваю кофе.

— Ничего вкуснее не ела, ничего интереснее не слушала! Думаю, студенты дерутся за места на твоих занятиях.

Особенно студентки.

А вот насчет драк…

— Постойте, если альфы передрались друг с другом, кто-то один должен был победить.

— А вы внимательны к деталям! — довольно прищурился Хантер. — Хорошее качество для писательницы детективов.

— Благодарю.

— И не забывайте про свое обещание!

— Тогда обещайте мне тоже кое-что.

— Что именно?

— Что расскажете мне первой, что на самом деле произошло в Багровую ночь, когда докопаетесь до сути.

— Обязательно, — говорит он и просто уходит.

Хантер не обещает вернуться, но что-то мне подсказывает, что это не последняя наша встреча.

Я возвращаюсь к своим делам в магазине и на удивление многое за сегодня успеваю. И даже отправляю Рэбел домой пораньше. Она сначала упирается, но я напоминаю, что с рыскающими где-то поблизости зубастыми стражами я в безопасности даже больше, чем раньше.

— И еще. — Я вспоминаю утро и достаю из сумки новый блеск для губ. — Передай, пожалуйста, Лоле. Скажи, что я очень благодарна ей за поддержку.

— Мне ты подарок не захватила, — без энтузиазма ворчит Рэбел, но блеск забирает.

— Зато, как твоя начальница, я могу дать тебе выходной.

Подруга не теряется:

— В следующую пятницу?

— Договорились.

Рэбел обнимает меня и наконец-то уходит, а я перебираю заявки на продажу. Обычно люди пытаются продать те книги, которые и так можно везде найти, но сегодня мне попадаются две редкие, и я пишу на почту владельцам. Потом, когда все сделано, вспоминаю слова Хантера и открываю файл со своим романом.

Этот вечер настолько не отличался от моих прежних, будто в мою жизнь вовсе не врывался Доминик. Еще вчера я бы, наверное, обрадовалась, что вервольф обо мне забыл, но сегодня то и дело поглядываю на часы. Я по нему не скучаю, нет, мне просто любопытно, почему до этого я интересовала его больше. Не понравилась совместная ночь или всё, наигрался? Я не знаю, что злит меня сильнее: то, что он не звонит, или то, что я размышляю, почему он этого не делает. И чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь.