Книга Зачарованная Эви, страница 6 – Гейл Карсон Ливайн

– Не такая уж ты и страшная, – заявила я своему отражению. И улыбнулась. – Если клыки не показывать.

Улыбка погасла. Кто меня такой полюбит?

Каждый день я перед завтраком обходила больных. Список на сегодня: госпожа Поппи, которая позавчера впервые стала матерью, господин Калеб, который наверняка сейчас стоит у печек, хотя я велела ему не нагружать колено, и господин Киан, чей кашель мне не понравился. Я проложила маршрут по всем адресам так, чтобы не показываться на людных улицах.

У госпожи Поппи есть младший брат, мой ровесник, и мы с ним не знакомы. Может быть, он навестит племянника. Может быть, у него извращенный вкус и я ему понравлюсь. Может быть, и он мне понравится, причем не как еда.

Надо поесть.

Я спустилась в кухню, размышляя о куске бекона в кладовой, – больше мяса у нас не осталось. Однако оказалось, что на столе лежит половина бараньей туши, а рядом стоит мама. Наверное, она еще с раннего утра отправила Руперта на рынок.

– Так лучше? – Я похлопала себя по щекам. – Я побрилась.

Мама сумела скрыть отвращение, но я его почувствовала.

– Изысканно, – сказала она. Отошла на шаг и остановилась. На глаза у нее навернулись слезы, но я уловила не печаль.

– Эви…

– Что случилось?

Глупый вопрос. Ясно, что случилось.

– Лапочка… ну… извини. От тебя пахнет.

– Чем пахнет?

– Пахнет – и все, солнышко.

Странно. Я пахла хорошо: белкой, говядиной, потом, кровью.

Фу! Я-то думала, достаточно будет руки помыть. Увы, баранина подождет. Я накачала воды над железной раковиной в самую большую кастрюлю и водрузила на огонь – теперь это не составило мне труда.

Когда вода наконец согрелась и я сняла кастрюлю с огня, оказалось, что помыться, не глядя на себя, просто невозможно.

Пока я мылась, мама разделала баранину и поджарила по моим указаниям: на нутряном жире, без омерзительных трав и овощей.

Наконец я отмылась дочиста, хотя огрская сторона считала, что от этого я стала скучной и неаппетитной, зато потом измазалась, пока ела баранину руками. Потом я опять все испортила, вымыв руки. Что ж, деваться некуда: иначе больные от меня разбегутся.

Обычно после завтрака у меня в аптеке уже набиралась очередь человек из пяти, но сегодня единственным пациентом оказался Чижик: он жаловался на зуд за ухом, и я мигом его вылечила, невзирая на соблазнительные мочки. Интересно, не притворялся ли он, просто чтобы утешить меня, раз ко мне больше никто не пришел лечиться.

Он поблагодарил меня и двинулся к двери. Обычно он оставался.

– Чижик!

– Что, Эви?

– Ты обиделся, что я отказала тебе?

– Нет, конечно! – Я почувствовала, как он ошарашен. – Имела право.

Тогда почему он сразу уходит?

– Мы ведь все равно друзья, правда?

– Эви, я всегда буду твоим другом.

– Спасибо, милый. Я тоже.

Он ушел – как оказалось, поговорить с мамой в ее кабинете.

Когда я открыла дверь на улицу, выяснилось, что, несмотря на дождик, там собралась толпа. При виде такого обилия пищи в животе у меня прямо-таки взревело.

Толпа была вооруженная: луки и стрелы, скалки, ножи, кочерги. Я смотрела на этих людей с верхней ступеньки крыльца. Они смотрели на меня снизу вверх. Дождевые капли словно замерли в воздухе.

«Наверное, – подумала я, – бритье и одежда сбили их с толку». Бараны двуногие!

– Это огр? – проговорил дрожащий женский голос.

Своему голосу я не доверяла, поэтому просто мотнула головой и стала спускаться с крыльца.

– Да, это огр! – Я узнала голос Руперта. – На нем моя одежда!

Все бросились на меня. Я запрыгнула обратно на крыльцо и метнулась в дом. Над самым плечом у меня просвистел топорик и вонзился, дрожа, в деревянную дверь, как раз когда я приоткрыла ее и протиснулась внутрь. И торопливо задвинула засов.

В прихожей стояли мама и Чижик. Мама кусала губу. Глаза у Чижика стали просто огромные. Дверь затряслась под ударами. Они хотят взломать ее!

Надо бежать.

Похоже, мама подумала то же самое:

– Они поставили людей у задней двери.

Я кивнула. Как же быть?

– Мама, Чижик, идите к задней двери. Если услышите, что они входят с этой стороны, бегите с той.

Я надеялась, что снаружи на них никто не набросится, а вот толпа, ворвавшаяся в дом, может и обезуметь.

– Ну, иди!

Мама потрепала меня по щеке, будто меня все еще можно было любить, и поспешила прочь. Чижик заторопился за ней, бросив на меня прощальный взгляд через плечо. Я чуть-чуть выждала и распахнула дверь – и перед лицом у меня замелькали кулаки и оружие.

Но меня никто ничем не ударил. Толпа отступила на несколько шагов. Я оскалила клыки и взревела – правда придала убедительности моему голосу:

– Е-е-есть хочу!

Толпа отпрянула еще дальше. От шума дождя молчание стало гробовым.

Я заговорила потише – теперь уже это была неправда (по крайней мере, я надеялась), но они-то этого не знали:

– Если кто-то из вас войдет в дом, погибнут люди.

И, воспользовавшись случаем, сделала вид, будто совсем их не боюсь, повернулась и ушла в дом. Выждала в передней целых пять минут, но в дверь ломиться перестали – маленькая победа огра. Может, теперь они разойдутся?

Мамы с Чижиком у задней двери больше не было. Чижика я нашла в кухне, он сказал, что мама в кабинете. Он стоял над железной раковиной и прицеплял на вертел кабаний бок. Откуда взялась эта вкуснятина?

Я ощутила, что он радуется.

– Чему ты радуешься? – Я мгновенно вспылила. Неужели он доволен, что меня наказали за то, что я дала ему от ворот поворот?

Радость сменилась недоумением.

– Откуда ты знаешь, что я рад?

– Я знаю, что чувствуют люди. Наверное, это помогает ограм убеждать.

– Но ведь ты убеждать не умеешь?

– Не умею.

Вертел вонзился в мясо.

– Это откуда?

Я подвесила вертел над огнем, мясо медленно вращалось. Миг – и по кухне разлился аппетитный аромат свинины.

– Купил на рынке.

Какой заботливый!

– Спасибо.

– Подмастерье мясника помог дотащить.

Я кивнула и вспомнила свой вопрос:

– А чему ты радовался?