
Онлайн книга «Поселок на реке Оредеж»
– Теть Света… мне пора, наверное. Спасибо за пирожки, вкусные очень. – На дорожку-то возьмешь парочку? – оживилась тетя Света. Комарова посмотрела в раздумье на несколько пирожков, остававшихся под полотенцем, потом перевела взгляд на Максима и махнула рукой: – Да ладно. Меня Олеся Иванна чем-нибудь покормит. – Олеська-то… эта… – тетя Света хотела что-то сказать, но сдержалась. Когда Комарова с Максимом уже стояли в дверях, тетя Света вдруг спросила: – Ты уехать-то отсюда не хочешь? Комарова отрицательно покачала головой. – Ну и правильно, где родился – там пригодился. – Тетя Света засы́пала словами, как горохом, боясь, что не успеет наговориться напоследок. – Вон, Максимка наш… – она дернула подбородком, – сидит на месте, не рыпается. А такого парня где хочешь бы с руками оторвали. Нравится он тебе? – Ну, теть Света, вы чего… – обалдел Максим. – Ну это вы даете… – А чего ты мне чевокаешь? – сразу вскинулась Светка. – Где я неправду сказала? – Да ну вас совсем! – Максим хлопнул дверью кухоньки и повернулся к Комаровой. – Ты на Светку внимания не обращай… она вообще добрая, только дура. – Угу, – глядя себе под ноги, буркнула Комарова. – Ты не обиделась на меня, Кать? – За что обижаться? – Ну… за бабку твою партизанку… – Максим наклонился, пытаясь заглянуть Комаровой в лицо, но она опустила голову еще ниже – в прихожей было сумрачно и не видно было, что у нее горят щеки. – Это же я так просто… – Угу… – Ты сама-то дойдешь? – Максим помялся, не зная, что еще сказать, наконец прибавил: – Проводить тебя? – С чего это еще? Я тебе что, дура из города, дороги не знаю? – вскинулась Комарова. – Да я так просто… Ну, давай, что ли… – Он протянул руку для пожатия, но Комарова вдруг отвернулась и выбежала на улицу, оставив дверь домика открытой. Максим в растерянности посмотрел на свою ладонь, потом пошарил по карманам, привычно ища папиросы, вспомнил, что папирос нет, хмыкнул, вышел вслед за уже пропавшей куда-то Комаровой, сорвал травинку и зажал в зубах. Светка, наверное, неделю теперь будет на него дуться как мышь на крупу. И эта тоже… Он сплюнул. Хорошо бы успеть вечером зайти к Олесе Иванне за папиросами – их можно было взять и в ларьке, но хотелось почему-то лишний раз увидеть Олесю и посмотреть, как она будет, усмехаясь, накручивать на палец темный локон. Он улыбнулся и сорвал еще одну травинку. Хорошо! Солнце припекало почти по-летнему, и от намокшей за ночь земли и травы поднимался пар. Комарова наклонилась, поднесла руку к земле, и тонкие, прозрачные усики пара, как живые, потекли между пальцами. Навстречу шло уже довольно много народу – кто на рынок, кто на станцию, кто просто так, «свою дурость людям показать», как говорила бабка Марья. Куда-то топала своим солдатским шагом тетка Нина. – Теть Нина! – зачем-то окликнула ее Комарова. – Здравствуйте! Нинка остановилась, оглядела Комарову с головы до ног и буркнула: – Откуда чешешь, егоза? – На станции расписание электричек смотрела, – соврала Комарова первое, что пришло в голову. – Сколько сейчас времени, не знаете? – Одиннадцатый час. И на кой тебе расписание? И всего только одиннадцатый час – можно было еще полчаса гулять по сортировке, и Максим бы рассказал про всякие другие вагоны, и как они устроены, и как их нагружают зерном или лесом, а некоторые возят живых коров и лошадей – длинные платформы с высокими бортами, пахнет от них лошадиным и коровьим навозом и перепревшей травой. – Ну? – пристала Нинка. – На кой тебе расписание? Куда собралась? Комарова попятилась. Нинка буровила ее взглядом. Дернул же черт у нее время спросить! Нинка тем временем углядела среди идущих в сторону станции Алевтину Степанову. – Алевтина, ты это куда?! – крикнула ей Нинка. – Подойди-ка! Алевтина подошла ближе, держа перед собой обеими руками большую клетчатую полиэтиленовую сумку. Комарова Алевтину не очень любила: у той всегда был какой-то затравленный вид и глаза такие, будто она сейчас расплачется. – На рынок иду… – А наша егоза собралась куда-то, на станцию бегала, расписание электричек смотрела. – Нинка не глядя ухватила Комарову за плечо и сгребла пятерней рукав ее платья. – Куда же это ты собралась, Катя? – наклонившись к Комаровой и заглядывая ей в лицо влажными коровьими глазами, спросила Алевтина. – А родители как же? А маленькие? Кто останется дома за старшую? На месте ее Алексея любой бы от такой сбежал. Когда он с мужиками сидел на старом мосту – это было любимое место всех поселковых посиделок, и занять его старались еще днем, чтобы не перебила другая компания, – Алевтина притаскивалась, вставала как-нибудь поодаль, но на виду, склоняла набок повязанную платком голову, складывала на груди руки и устремляла на мужа укоризненный взгляд своих коровьих глаз. Алексей отворачивался, пытался как ни в чем не бывало разговаривать разговоры, но через некоторое время сдавался, виновато прощался с собутыльниками и перся вслед за Алевтиной домой. Комарова молчала, опустив голову. Нинка тряхнула ее за плечо: – А им все равно. Они только о себе думают. Видишь, молчит, как партизан. Алевтина покачала головой: – Так нельзя, Катя. Ты бы о других подумала. – А они не думают, – повторила Нинка. – Твой много думал, когда в город от тебя сбежал? Ты еще скажи спасибо, что у тебя не семеро по лавкам… Думают они… как же! – Как там мой Алексей… – плаксиво растягивая слова, завела Алевтина. – Как он там в городе-то… – Нагуляется и вернется, – грубо оборвала Нинка. – Нашел там себе какую-нибудь кралю вроде нашей Олеськи… клейма на ней негде ставить. Комарова медленно присела, так что складки ее рукава начали выскальзывать из толстых Нинкиных пальцев. – Небось лучше, чем ты здесь, – продолжала Нинка. – Небось о тебе-то он там и не вспоминает… Алевтина вздрогнула и прижала к груди сумку, как будто защищаясь. Комарова дернулась, едва не упав на колени, вырвалась из Нинкиных рук, вскочила и побежала. – Куда?! – заорала Нинка. – А ну, стой! Вот я матери скажу, она тебя по жопе выдерет! Вот привязалась, до всего ей дело, понесет теперь по всему поселку. Комарова, отбежав на достаточное расстояние, свернула на безлюдную боковую улицу и перешла на быстрый шаг, хотя Нинка и не думала за ней гнаться, а Алевтина так вообще стояла столбом, вытаращив глаза и вцепившись в свою сумку. Руки у нее были большие, как Нинкины, только пальцы потоньше, а суставы похожи на деревянные шарики, перекатывающиеся под кожей, и кожа красная и потрескавшаяся. Комарова вытянула перед собой руку и помахала ею в воздухе. У нее тыльная сторона ладони тоже была красная и сухая, вся в паутинке мелких трещин. Она попыталась вспомнить, какие руки у Ленки, но вспоминалось только, что очень грязные. |