Онлайн книга «Халхин-Гол. Первая победа Жукова»
|
Батальон, сильно поредевший, занимал позиции на вершине горы, за которую так упорно сражались. Боровицкий обошёл траншеи, поговорил с бойцами, затем долго рассматривал в бинокль восточный берег. Там продолжались бои. Слышалась отдалённая орудийная канонада, глухие взрывы. В небе гудели наши бомбардировщики СБ. Тройки двухмоторных машин проплывали над головой, их сопровождали истребители. – Сейчас дадут японцам как следует! – заявил Боровицкий. – Конечно, дадут, – подтвердил политрук пятой роты. На позициях шестой роты Боровицкого встретил новый политрук. Доложил, что бойцы несут боевое дежурство, занимаются укреплением траншей, ночная смена отдыхает. – Где командир? – На месте. – Где именно на месте? Старший лейтенант Назаренко находился в наскоро приведённом в порядок японском блиндаже. Разложив на столе газету, чистил пистолет. – Привет, комиссар. Пришёл родную роту проведать? – Обхожу батальон. – Ну и как дела в батальоне? – Я тебе должен докладывать? Кажется, это ты обязан доложиться. Боровицкий торопился провести черту между своей новой должностью и прежней жизнью в роте. – Ну-ну, – усмехнулся Назаренко. – Пистолет дочистить можно? – Опять воевать собрался? Японцам вроде вложили и от реки отбросили. – Вроде бы вложили. А они нам в ответ врезали. Прорвались к переправе, понтоны продырявили, люди там погибли. Вчера японский штурмовик бомбы сбросил, двоих ребят прямо в окопе убило, пулемётчика Гришу Оськина контузило, без сознания в госпиталь увезли. У лейтенанта Сорокина штыковая рана воспалилась, его тоже в госпиталь поместили. Подозревают заражение крови. – Чего ты разнылся! – Это я разнылся? – Назаренко даже привстал. – Ты хотел знать положение дел, я тебе доложил. В роте активных штыков, считая старшину, восемьдесят человек осталось… из ста шестидесяти. Ровно половина. – Война без потерь не бывает. Как новый политрук? – Пока не понял. Старается… – Партийное и комсомольское собрание провёл? – Вроде нет. Да и с кем проводить? Люди по ночам дежурят, я тоже раньше двенадцати не ложусь, а в пять снова на ногах. – Понимаю твои трудности, – посочувствовал Боровицкий. – Но собрания положено проводить. Боевой листок надо выпустить, отразить мужество лучших красноармейцев. В ответ старший лейтенант лишь покачал головой. Он понял, что прежний политрук, весёлый бабник, уже погрузился в новую сферу, где много говорят, забывая о реальных вещах. Борис поднялся и обронил: – Сиди, меня провожать не надо. Бойцы, дежурившие в траншее, вставали, приветствуя комиссара, некоторые улыбались. Помкомвзвода Балакин не спеша отбросил недокуренную цигарку. – Здравия желаю, товарищ комиссар! – Здравствуй, Савелий. Как дела? – Нормально. – Завтрак-обед вовремя? – Не жалуемся. Борис Яковлевич знал, что доставка продовольствия затруднена. Слишком большие расстояния от баз снабжения в монгольской степи. Кроме того, японские самолёты охотятся за автоколоннами и даже за отдельными грузовиками. На эту тему вёл вчера разговор полковой комиссар. Но сержант Балакин не счёл нужным делиться с Боровицким трудностями. Василий Астахов вместе с пулемётчиками налаживал трофейный «Гочкис» на треноге. Приветствовал как положено, чётко бросив ладонь к пилотке. Коротко доложил обстановку. – Трофейный пулемёт осваиваете? – спросил комиссар. – Есть такая необходимость. В роте всего два «Максима» осталось. – Ну и как японское оружие? – Пулемёт вообще-то не японский, а французский. Нормальная машинка, только следить за автоматикой надо. Песком механизмы забивает. – Значит, «Максим» лучше? – Наверное, – пожал плечами Астахов. – Но «Гочкис» легче, вода не требуется для охлаждения. Кассеты металлические тоже удобны. – Надёжнее нашего оружия ничего нет, – обводя глазами бойцов, заявил Боровицкий. – Так ведь? Не привыкший поддакивать взводный снова пожал плечами. Спорить с комиссаром было неразумно. – Сколько коммунистов осталось во взводе? – Кажется, два человека. – А комсомольцы? – Почти все. – Ты сам заявление в партию не собираешься подавать? – требовательно спросил Борис Яковлевич. – Собираюсь. Но я в полку всего год. Надо подумать. – Чего долго думать? Принесёшь заявление парторгу, одну рекомендацию я лично тебе дам. Надеюсь, она что-то значит. С роднёй у тебя в порядке? – Слава богу, все живы. – Я не это имел ввиду. Раскулаченных, осуждённых нет? – Дядька по пьянке счетовода отметелил. Неделю в районной милиции отсидел, затем выпустили. – Житейские мелочи, – усмехнулся комиссар, отметив, что взводный Астахов – парень хоть и старательный, но туповатый. Это было не так. Выросший в рыбацкой деревушке на Амуре, Василий Астахов с двенадцати лет выходил на промысел вместе с отцом и старшим братом. Арифметике научился не в школе, а продавая рыбу – с мальцов меньше спрос. Только промыслом да ещё охотой кормилась большая семья. Однажды в шторм баркас перевернулся. Василий как клещ вцепился в просмолённое днище и целый час находился в ледяной октябрьской воде. Сильно простыл, лишь к весне оклемался. Старший брат и ещё один рыбак утонули, а Вася вместе с отцом остались главными добытчиками в семье. Урывками закончил семилетку. Помогло, что много читал. Поступил в военное училище, где выделялся самостоятельностью, и вот оказался в Монголии. Из дома писали: «Береги себя, Василий, отец хворает, мы за тебя молимся». Астахов переводил половину жалованья матери – две малые сестрёнки и братишка в пятом классе. Тоже от нужды будет отца на промысле заменять. Именно поэтому легко находил общий язык лейтенант Астахов с бойцами, такими же дальневосточными трудягами, как он сам. И сержант Савелий Балакин, бродяга, рыбак, охотник, стал ему не подчинённым, а лучшим другом. Ничего этого Боровицкий не знал, да и не слишком хотел знать. В роте порядок, хотя Назаренко и взводные командиры умом не блистают. Зато старательные. И весь батальон неплохо смотрится, пусть и ощипан в боях. К полудню Борис Яковлевич вернулся к себе. С аппетитом пообедал вместе с начальником штаба, затем поспал. Никто его не тревожил, настроение было хорошее, однако его испортил комиссар полка. Вызвал к себе и спросил: – Ты знаешь, что батальонный комиссар в плохом состоянии? |