Книга На пороге, страница 4 – Дмитрий Данилов

Не зная сам, что я тут делаю, я стоял в приёмной госпиталя Живых Вод.

– Так кто вы, говорите, ему? – Ассистентка, или как их здесь называют, смотрела на меня из-за стойки с повышенным интересом.

Я нервно пошевелил рукой в кармане, обхватывая пальцами сигареты, – нет, курить здесь нельзя.

– Родственник. Приехал из страны специально его увидеть. Наши семьи на Востоке жили вместе какое-то время.

Звучало несколько коряво, но она видит, что я тоже иностранец, может, пройдёт.

Тонкие пальцы без маникюра пробежались по клавиатуре. Принтер выдал одноразовый пропуск.

Посещение больниц, и тем более психиатрических, всегда нагоняло на меня тоску. Я шёл по однотонному коридору, глядя в затылок санитара, и думал, что попавший сюда мало чем отличается от мертвеца. Блок Т – самые безнадёжные случаи. Минимальные отличия от тюрьмы, судя по внутреннему убранству и системе охраны.

Комната для свиданий – пластиковый стол, точнее, пластиковый куб с кнопкой с краю, два пластиковых кресла и… больше ничего.

Ожидание в этом «карцере» не лучшим образом действовало на мои нервы.

Дверь открылась – слава всем богам, – он вошёл. Исхудалое лицо мальчишки, синяки на подбородке и шее – хм… Да-да, руки в длинных рукавах, за спиной.

– Ваш родственник с Востока, – сказал ему санитар, наклоняясь и медленно произнося слова, как будто разговаривал с пятилетним врождённым дебилом.

Парень не отреагировал.

– Вы его узнаёте? – настаивал санитар.

– Нет.

Его голос оказался слабым и неуверенным – под стать телу, сдавленный, словно он пробивался сквозь пять сантиметров ваты. Меня прошибло потом. Санитар поколебался секунду, потом сказал, обращаясь ко мне:

– Это у него бывает. Не узнаёт даже своего врача, который лечит его последних четыре года.

Я медленно выдохнул, изобразил скорбь и кивнул.

– Нажмите кнопку на столе, когда закончите. Или нажмите два раза, если будут проблемы. – Он повернулся, здоровый детина, и вышел. Дверь щёлкнула электронным замком.

Парень смотрел на меня не мигая. Пристально. Мне стало не по себе.

Я открыл рот, но он успел раньше:

– Франсуа. – Это было имя бомжа, встреченного мной тогда на остановке. Я кивнул.

Он продолжил меня изучать. Мне уже начало казаться, что на самом деле он ничего не говорил и мне показалось. Он напоминал изваяние – тонкие черты лица, бледная кожа, чёрные волосы, лежавшие в беспорядке, но каким-то странным образом составлявшие некую художественную схему.

Я все же решил поздороваться, и вновь его слабый голос помешал моей попытке заговорить:

– Вы любите гонки?

Дикий вопрос. Меньше всего я ожидал чего-нибудь такого. Я ещё отметил странный, слегка гортанный акцент его французского. Однако с сумашедшими полагается играть в их игру, потому я открыл рот, чтобы ответить утвердительно.

Меня уже почти не удивило, что он вновь заговорил на долю секунды раньше, чем я успел выдохнуть первые звуки:

– Я тоже. – Он улыбнулся. Это была странная улыбка – улыбка тонких бледных губ под чёрными плачущими глазами. Впрочем, она тут же исчезла. – Мне иногда разрешают играть на компьютере. Когда я себя хорошо веду.

Я готов был поклясться, что в его глазах мелькнула усмешка.

Я улыбнулся, но он вдруг повысил тон: «Вовсе нет!» Пока я размышлял над смыслом этой фразы, он вновь уставился на меня.

– Он забрал мой разум, а я забрал часть его разума. – И раньше, чем я успел спросить «Кто?», он ответил: – Куохтан. Да-да. И вовсе не такой шарообразный он был. Несколько вытянутый. Если бы они были совсем шарообразными, они не смогли бы сжимать пространство внутри своих камер.

Им это нужно, чтобы путешествовать во Вселенной, – добавил он.

И (чёрт возьми!) я вновь получил ответ на свой вопрос до того, как успел его задать и, пожалуй, даже сформулировать в голове.

– Хотите, я поставлю вам музыку?

Я кивнул, больше не пытаясь ответить словами и памятуя о том, что, согласно классическим теориям психиатрии, перечить душевнобольным в их заблуждениях и делирии не рекомендуется.

Он тоже кивнул, снова улыбнулся своей плачущей улыбкой и продолжил:

– Я поначалу сделаю тихонечко, чтобы вы привыкли. Мадонна подойдёт?

Я снова кивнул и, кажется, начинал понимать, что имел в виду старик Франсуа, когда на мой вопрос о том, каким образом и в какой манере следует общаться с Власом, только ухмыльнулся под седыми усами. По крайней мере вопросы мне задавать пока не удаётся. Мои размышления были бесцеремонно прерваны следующей репликой:

– Я и так не хотел жить. Мне было всё равно. Я думаю, потому он и проиграл. – Он замолчал. Вновь вперил в меня свой взгляд. Я ждал, больше не делая попыток заговорить. Он кивнул и продолжил развивать идею.

– Мне было всё равно, жить или умирать. Жизнь не имела смысла. Странным образом она его приобрела, как только я её потерял. Я делал свою работу. Я получал деньги. Я тратил их, чтобы поддерживать в себе бессмысленную жизнь. Жизнь была бессмысленна для меня с пятнадцати лет. Я как-то сразу это понял и тем отличался от своих сверстников. Потому держался особняком и прожил жизнь без друзей, интересов и любви.

В тот день я возвращался из магазина. Я думал о том, как войду домой, поем и вскрою себе вены. Зачем есть? Последнее удовольствие от жизни. Я шёл и не видел ничего перед собой. Не видел и полицейского, который меня поджидал, не чувствовал головной боли. То есть я регистрировал все эти раздражители, но до сознания они не доходили.

Всё же, когда я увидел Куохтана, зависшего прямо передо мной, я остановился. Кстати, пишется Q-U-O-H-T-A-N. По крайней мере я так это перевёл на человеческий язык. – Он улыбнулся той же улыбкой театральной маски, видя моё удивлённое лицо. Я снова получил ответ на невысказанный вопрос.

– Цвет его игл на самом деле меняется в зависимости от настроения. Чем розовее, тем более Куохтан разозлён или голоден. – Его улыбка вдруг показалась мне раздражённой. – Нет, они не питаются плотью своих жертв. Они же не земляне. Они поглощают то, что можно назвать волнами живого или волнами разума. Это слабое поле, окружающее всё живое, с высокой концентрацией в мозгу. Чем выше уровень сознания, тем больше концентрация.

Для Куохтана это как топливо. Они его накапливают и хранят во внутренних резервуарах, как человек «хранит» электричество в аккумуляторных батареях или конденсаторах.

Не перебивайте, – спокойное замечание слабым голосом предупредило мою невольную попытку выразить скептицизм. Мне сегодня, видимо, не судьба открыть рот.

– Потом они его расходуют на то, чтобы поддерживать процессы жизнедеятельности и перемещаться, сжимая пространство, как некоторые животные перемещаются, выпуская реактивную струю воды.