Книга Пустые Холмы, страница 158 – Софи Авдюхина, Марина Козинаки

– О Ярило, ты мог бы просто поблагодарить меня, – улыбнулся Митя. – Не знаю, встретимся ли мы с тобой еще когда-нибудь вот так запросто. Поэтому позволь пожелать тебе удачи. Не теряй времени. Спаси Марьяну.

Он поднялся и, не выслушав ответа Николая, покинул террасу. Возле кассы он дождался своей очереди и положил на прилавок самоцвет.

– Не нужно. – Паренек в маске козы пододвинул его обратно.

– Как это? – удивился Митя. – За лимонад и мороженое.

– Хозяйкам большая честь принимать у себя наследника Муромцев.

– Я… Я больше не наследник Муромцев.

– Ничего не знаю, велено передать так.

* * *

Даниил Георгиевич все еще был удивлен письмом, которое получил от Евдокии Муромец утром. Гораздо привычнее было бы получить от нее сухой вопрос о свободном часе в его расписании, чем читать долгое вежливое обращение и всякие «не могли бы вы войти в мое положение» и «буду признательна». У Евдокии Рюриковны что-то случилось. И она бы не хотела, чтобы о его визите кто-то узнал, поэтому он захватил куколь и предусмотрительно поправил глубокий капюшон, направляясь к воротам особняка.

В его собственном доме появились вещи Мити Муромца, и это не давало покоя. Он не сумел бы отказать в пристанище Мите, если бы ему оно понадобилось, но перед его родителями теперь чувствовал себя неловко, словно предал их доверие. Волнение одолевало его вот уже который день. Некоторые детали произошедшего напоминали о его собственной ошибке молодости, а потом разворачивали в голове длинные диалоги с самим собой. И многие из них заканчивались вопросом, а правда ли все было ошибкой? Правда ли он лишь велся на чары своей первой жены и вовсе ее не любил, или же это обида за ее обман заставила наломать дров? Увидев позавчера своего сына без сознания в спальне Аси Звездинки, куда того принесли после сложного ритуала на кладбище, целитель вдруг почувствовал, как подступили слезы. Нет, не потому, что было жалко Севу – Сева просто потерял много сил. А потому, что вместо сына на кровати почудилась женщина с лицом острым и насмешливым, смуглым, усыпанным веснушками. Как удивительно похож он был на мать! Только неулыбчивый, в отличие от нее, замкнутый и принципиальный, такой, который сначала никого не любит, приглядывается постепенно и только потом привязывается. Она же любила всех. Всех обнимала. Ко всем была внимательна. Он до сих пор не знал, спала ли она с другими мужчинами – они вились за ней так, что сложно было бы поверить, что ни разу она не поддалась на их горячие речи, подарки и неприкрытые ухаживания.

Огромные каменные птицы с человеческими лицами проводили его взглядами, когда ворота особняка Муромцев, мелодично скрипнув, захлопнулись за его спиной. На аллее его встретил Виктор и, одобрительно цыкнув при виде куколя, повел в дом.

Целитель бесшумно ступал за слугой и удивился, когда они миновали второй этаж. Муромцы всегда принимали здесь, в одной из своих гостиных.

– Мы идем… – произнес Даниил Георгиевич, но не закончил.

– К Евдокии Рюриковне. Она примет вас у себя, – ответил Виктор.

– Ей настолько плохо, что она не может встать? – изумился целитель. Почему же тогда его не позвали раньше? Как довели до такого?

– Нет-нет, госпожа в прекрасном здравии. Возможно, чуть более тревожна и расстроена… Вы знаете, почему, я полагаю. Но она не больна. Вам туда. Вторая дверь.

– Спасибо, – пробормотал целитель и вошел.

Он успел перебрать в голове десяток вариантов, что могло приключиться в доме Муромцев. Наверное, после всего произошедшего мать семейства потеряла покой. Или обнаружила признаки неизвестного недуга? Может быть, что-то проявилось на коже и теперь она стеснялась покидать спальню? Или она узнала, что ждет ребенка, и решила довериться именно Даниилу Георгиевичу? Теперь все должно было решиться.

Спальня была окрашена катящимся к горизонту солнцем, и оттого по стенам разливался медовый свет.

– Евдокия Рюриковна, здравствуйте. Рад вас видеть, – воскликнул Даниил Георгиевич и медленно оглядел ее с ног до головы. – Ну слава Меркурию, вы в порядке. Простите, но ваше письмо заставило меня подумать, что произошло ужасное. Я представил, что вы превратились в кого-нибудь или ваша кожа покрылась язвами.

Колдунья едва заметно улыбнулась и указала ему на кресло.

– Мои целительские шутки могут быть… грубоватыми. Прошу прощения.

– Все хорошо, – тихо проговорила она и опустилась в кресло напротив.

– И вы не беременны, – подытожил целитель после еще одного долгого взгляда.

– Нет.

– Тогда что же заставило вас обратиться ко мне? – Он покачал головой, отказываясь от чая.

– Я хотела поговорить с вами кое о чем… – произнесла Евдокия Муромец и замолчала, уставившись на сплетенные в замок пальцы.

Даниил Георгиевич выждал пару минут, подался вперед и ободряюще положил ладонь на ее сжатые руки. Они были холодными и дрожали.

– Не волнуйтесь. Я готов поговорить, если вам этого хочется. Сейчас вам тяжело… Не хотелось бы, чтобы вы заболели и слегли, но вы сами знаете, что если продолжите так нервничать, это обязательно произойдет.

– Да-да.

– Давайте я помогу вам. Дело касается… вашего сына? Того, что случилось…

– Моей дочки, – перебила она и наконец на него посмотрела.

– Хм.

– Но мне… сложно начать, – призналась Евдокия Рюриковна. – Мне пришло в голову… Нет, я даже не знаю, как сказать. Понимаете, это деликатная тема, и никто не поднимает ее вот так… тайком, сообщая сначала… в общем, нормальные матери так не делают. Я чувствую себя какой-то обманщицей, заговорщицей. Но если… Даниил Георгиевич, если мое предложение покажется вам глупостью, заклинаю вас – никому не говорите, что между нами состоялся такой разговор!

– Дорогая, я совершенно не представляю, о чем вы хотите мне поведать, но готов поклясться, что никому не скажу об этом, если вы не захотите.

– Хорошо.

– Если вы не можете начать, я знаю выход.

Она подняла на него полные надежды глаза. Их цвет слишком сильно напоминал изумруды в глазницах каменных статуй у входа. Целителю стало не по себе.

– Начните издалека, – посоветовал он. – Совсем издалека. Что привело вас к той идее, которой вы хотите поделиться. Или расскажите о еще более ранних событиях.

Она задумалась. Чай в чашке давно остыл, она к нему так и не притронулась. Зато Даниил Георгиевич взял кусочек шоколадного пирога, который в этом доме умели готовить, как нигде. Он не знал, сколько ему придется ждать, поэтому решил вести себя расслабленно, чтобы не смущать хозяйку дома еще больше.

– Вы, наверное, слышали, что род, из которого я происхожу, всегда имел немало конкурирующих… ветвей, – предположила Евдокия Рюриковна. – Да-да, я начинаю совсем издалека, как вы и посоветовали. И моя семья была… что ж, не самая успешная в роду. Но родители очень хотели обрести… я бы сказала, власть, но на самом деле это не совсем то, к чему они стремились.