Онлайн книга «Машина страха»
– О, так вы знаток теоретических трудов по спиритизму? – обрадовался Погорельский. – Чем полагаете спиритические явления? – Из области психологических феноменов, – ответил Ванзаров. Уклончивость тем хороша, что каждый понимает ее по-своему. Доктор увидел схожесть со своими идеями животного магнетизма. Чему не мог не обрадоваться. – Часто сеансировали? – дружелюбно спросил он. – Принимал участие… – У кого же? – Был в Лондоне на сеансах великого Крукса [11]. – Феноменально! – вскричал Погорельский и с горячностью схватил руки Ванзарова. – Когда? Как это было? Расскажите… – Примерно полтора года назад… Просто повезло… После того, что видел, трудно сомневаться в спиритизме. – А в Париж, к великому Ипполиту Барадюку заезжали? – Не пришлось, – с тяжким вздохом ответил Ванзаров. – Доктор Погорельский, позвольте вопрос? – Сколько угодно, дорогой друг! Вероятно, любовь к спиритизму делает людей друзьями быстрее электрической искры. Со всей скромностью Ванзаров поведал, что недавно получил небольшой свободный капитал, удачно продал акции и теперь желает вложить их в изучение спиритизма. И вообще мечтает познакомиться с кружком обожаемого журнала «Ребус». Особенно с господином Иртемьевым, о способностях которого много наслышан. Нельзя ли устроить в ближайшее время. – Так зачем же откладывать! – вскричал Погорельский, боясь отпускать из рук уникума, который хочет финансировать спиритизм. Да о таком можно только мечтать. – Прямо сейчас и отправимся! У Ванзарова оказались неотложные дела. Но он обещал прибыть на Екатерининский канал в условленное время. То есть через два часа… – Прошу прощения за любопытство, – сказал Ванзаров уже в прихожей. – А кто этот больной господин, что был у вас на приеме? Погорельский выразил все удивление, на какое был способен. – Это же сам Лебедев! Аполлон Григорьевич! Знаменитость! Гений российской криминалистики! Его имя гремит на всю империю! – От чего лечите его? – Что вы! Он пышет здоровьем! У нас с ним общий научный интерес. – Какого же рода? – Это секрет! – Погорельский даже подмигнул. – Пока секрет. Но вскоре открытие прогремит по всему миру! Так разве вы не слыхали о Лебедеве? – Нет, никогда, – сказал Ванзаров. Поклонился и вышел. 10
Господин Квицинский не любил проводить встречи в людных местах. А предпочитал парки или сады, где кусты и деревья создают естественную защиту от посторонних глаз. Хуже всего кофейные. Кругом публика, не поймешь, кто сидит за соседним столиком, у кого уши работают, как у летучей мыши. Но дама захотела кофейную. Точнее сказать, придумала угоститься за счет Квицинского. И выбрала не какой-нибудь тихий уголок, а «Балле» на Невском проспекте. Квицинский смог занять самый дальний от окна столик. Мадемуазель появилась с опозданием в четверть часа. Сколько он ни бранился, что опоздания недопустимы, она извинялась, обещала больше не опаздывать и опаздывала снова. Втайне считая, что красивой барышне многое позволено. Она была хороша. И не скрывала этого, а, наоборот, подчеркивала. Квицинский старательно не замечал шаловливых взглядов, которыми в него стреляли. Игривость кудрявой брюнетки не знала границ. И порой выходила за пределы того, что позволительно на людях. Особенно в кофейной, где на них то и дело посматривали. Будто на любовников. Такое положение злило, но исправить его Квицинский не мог. Потому что мадемуазель при внешнем легкомыслии была толковой и наблюдательной. Не говоря о том, что умела выведывать важные сведения. – Как ваши успехи? – спросил он, отпустив официанта, которому был заказан кофе с миндальным пирожным. – Отвратительная погода. Ненавижу осень в Петербурге, – ответила она с такой улыбкой, будто он делал неприличный намек. Между тем за окном было сухо и даже солнечно. Редкий день. – Что нового? Пояснений не требовалось. Новости ожидались вполне конкретные. Мадемуазель кратко, но толково перечислила все, что узнала. – Что это за новый мальчик? Мадемуазель подарила официанту, подавшему заказ, улыбку и облизала чайную ложечку. – Полное ничто… Наивный и пустой. Хоть окончил училище правоведения. Кажется, с отличием. – А подопечный? – Старательно трудится. – Сильно продвинулся? – Насколько мне известно, результат ожидается в ближайшее время, – сказала она, тронув верхней губкой кофейную чашку. – Не пропустите момент… – Можете быть покойны, Леонид Антонович, не упущу. – Мадемуазель показала белые зубки, похожие на беличьи. За что и получила свою кличку в отчетах. А не за вертлявость, которая так раздражала. – Прошу держать под неусыпным вниманием, – сказал Квицинский. – Дело может оказаться чрезвычайно важным. Слишком важным… – Не извольте беспокоиться, от меня не ускользнет, – ответила она игриво. – Как только появится что-то стоящее, вы узнаете первым… Обещаю… На том встречу можно было считать оконченной. Квицинский просидел еще полчаса: в кофейной нельзя было встать и уйти, не привлекая лишнего внимания. Он сидел и слушал ее болтовню, с тоской глядя в окно. Оплатив счет, Квицинский получил долгожданную свободу. И вышел на Невский. – Любую новость сообщайте сразу, телефонируйте, у вас есть возможность. Конец девятнадцатого века на пороге, а вы записочки посылаете… Привыкайте к прогрессу. – И Квицинский приподнял шляпу на прощание. Мадемуазель помахала ему ручкой. Так трогательно, что никакому прогрессу и не снилось… 11
Засада оказалась там, где должна была быть. Зная характер великого криминалиста, нельзя было и подумать, что он отправится в лабораторию. Пари на такое событие было бы заранее проиграно. Любопытство было третьим, нет, четвертым пороком Лебедева после любви к науке, любви к актрискам, любви к сигарильям и вздорного характера. Выходит – пятым. Но по важности – одно из первых. Если бы Аполлон Григорьевич немедленно не выяснил подробности, он, пожалуй, лопнул бы от нетерпения и догадок. А такого позволить себе он не мог. Ванзаров завернул с Литейного проспекта на Симеоновскую улицу и тут же был пойман. Дорогу преградила величественная фигура Лебедева. Он был чуть выше чиновника сыска. Незначительно. – И как же это понимать, друг мой? – с ледяной строгостью спросил Аполлон Григорьевич. При этом в глазах у него бегали хитрые искорки. Наверное, электричество из головы не выветрилось. |