Онлайн книга «Машина страха»
Только пальчиком махни… 23
Аполлон Григорьевич изучил повадки друга, как пасечник изучает поведение пчел. Стоит зазеваться, как покусают, и медом не угостят. Язык Ванзарова был хуже пчелиного жала: ранил в самый мозг. Такой уж скверный характер. Но Лебедев привык. И уже не мог обходиться без него. Хотя по лицу Ванзарова ничего нельзя было понять, Лебедев догадался: дело серьезное. Не до шуточек сейчас. Потому предложил для поднятия духа пропустить по рюмочке «Слезы жандарма» – изумительного вещества, изобретенного криминалистом. Действовала «слеза» безотказно, точный рецепт хранился в тайне. Ванзаров отказался. – Помните юношу, который стрелял в своего покровителя и забыл об этом? – спросил он, устраиваясь на лабораторном столе. По-свойски и бесцеремонно. Что позволялось только ему. – Ну, поразите, – ответил Лебедев, привычно ожидая чуда. Он так и не разучился искренне поражаться фокусам, которые порой демонстрировал Ванзаров. Но психологику беспощадно отрицал. – Стрелял некий Сверчков. Училище правоведения окончил с отличием, а стрелял бездарно. Зато в помещении Окружного суда покушался на господина Бурцова… Услышав, что в неприятеля стреляли, Лебедев не обрадовался. – Зачем мне это знать? – сухо спросил он. – Около часа назад я подверг Сверчкова сеансу гипноза, чтобы выяснить, кто так основательно вывернул ему мозги… – Погорельский постарался? – Обратиться к нему я не мог, – ответил Ванзаров. – Понимаю: доктор немного сумасшедший. Но ему простительно… Кто согласился? – Герман Калиосто. Как и следовало ожидать, Аполлон Григорьевич реагировал бурно. Заявил: – А почему бы не спросить у самого Месмера или бога сна Гипноса? [15] – Месье Калиосто провалился на показательном выступлении в журнале «Ребус», – ответил Ванзаров. – А в номере гостиницы явил исключительные способности к гипнозу… Лебедев достаточно хорошо знал своего друга, чтобы не заметить мелкую ловушку: его буквально тыкали в очевидный парадокс. – Чем же Калиосто вас так поразил? – не без зависти спросил он. – Сверчков был введен в транс вот так… – Ванзаров щелкнул пальцами. – Рассказал все: что не любит Бурцова, мечтает занять его место и тому подобное… – Хороший мальчик, он мне нравится… – Ответил на все вопросы, кроме одного… – Ну не томите, что за манера! – Кто надоумил его стрелять. Даже под гипнозом Сверчков уверен, что не стрелял. – Умный юноша, далеко пойдет, – сказал Лебедев и опомнился: – Так чем же вы хвастаетесь? Ванзаров покрутил реторту, на стенках которой осел нагар. – С забывчивостью не все просто, – сказал он. – Полагаете? – Бурцов послал Сверчкова в кружок спиритов, чтобы негласно выяснить обстоятельства смерти Серафимы Иртемьевой, случившейся полтора года назад… Хватило нескольких секунд, чтобы картотека преступлений в голове Лебедева выдала результат: – Не было такого убийства. – Ваш друг доктор Погорельский поставил смерть от естественной причины, а пристав Вильчевский дело не завел. – Ну, это известный… – тут Лебедев использовал выражение не для дамских ушек. – Хотите знать причину, по которой Бурцов начал негласное расследование? – спросил Ванзаров, не ожидая согласия. – Дочь Иртемьева на спиритическом сеансе узнала, что мать не умерла, а ее убили. Только невидимые доносители не пожелали указать убийцу… Аполлон Григорьевич просто не мог поверить. Как бы ни относился он к судебному следователю, нельзя было отрицать, что Бурцов отличный чиновник. И дело свое знает. – Бурцов клюнул на эту глупость? – У него не было выбора. Дочь Иртемьева вышла замуж за… – Тут Ванзаров произнес фамилию, какую следовало произносить шепотом. Великий криминалист даже присвистнул. – Ну, попал следователь, – без всякой злобы вынес он вердикт и тут же сообразил: – И вас втянул? Как же вы-то согласились, друг мой? Вы же на три шага вперед видите – и так вляпались! Ну и ну… Отвечать Ванзарову было нечем. Но он все равно ответил: – Полагаю, смерть Иртемьевой и поступок Сверчкова связаны… – Бурцов воду мутит? Ванзаров не выразил согласия. – На это вроде бы указывают следы: пули ушли в потолок кабинета, – ответил он. – Так и знал! – И Лебедев легонько двинул кулаком по лабораторной столешнице. Колбы и пробирки жалобно звякнули. – Не может без подлости. Устроил провокацию, а мальчишка ловко врет… – Вашему аргументу недостает логического звена, – сказал Ванзаров, глядя в окно, за которым плескалась речка Фонтанка и темнел Инженерный замок. Спрашивать не следовало «какого еще звена?». Лебедев знал, что у Ванзарова сейчас куда лучший собеседник – он сам. И не ошибся. – Сверчков наивен: на спиритическом сеансе спрашивал, кто убил мадам Иртемьеву. Согласится на что угодно. Но зачем Бурцову провокация? Чего он добивается? При этом Сверчков не умеет врать совсем, а про выстрелы у него получается великолепно. – Да, задачка, – ответил Аполлон Григорьевич, чувствуя, что организм требует «Слезу жандарма». – Что нам скажет на это психологика? Ванзаров соскочил со стола и отряхнул сюртук. – Человеческие поступки всегда направлены на удовлетворение желаний, – ответил он. – Такая простая истина, что ее тяжело разглядеть. Лебедеву не хотелось разглядывать свои поступки. Ничего интересного. А про поездки к актрисам и так понятно. – И что вы будете делать, друг мой? – Остается запросить невидимые силы, кого они считают убийцей мадам Иртемьевой. Ну, или ее саму. Как повезет… Опять Лебедев не мог разобрать – над ним изящно подтрунивают или в самом деле Ванзаров сошел с ума. – Может, лучше эксгумация? – предложил он. – Разрешение господин Иртемьев не даст. – Почему? – Он может спросить свою жену на спиритическом сеансе, кто ее убил. Но ведь не спрашивает… Аполлон Григорьев хмыкнул и полез за «Слезой жандарма». Чтобы смыть привкус спиритизма из души. Ванзаров нехотя отказался. Входить в общение с неведомыми силами лучше с ясной головой. 24
Гостиная преобразилась. Мягкую мебель сдвинули к стенам, середину занял раздвижной стол, на котором лежал бумажный лист с алфавитом, а над ним торчал подсвечник на одну свечу. Одиннадцать стульев расставили вокруг. В углу комнаты на чайном столике красовался самовар с пузатым чайником, горкой чашек, печеньем, розетками с вареньем и шербетом. Шторы плотно задернули. Бюст Вольтера возвышался на своем шатком пьедестале. |