Онлайн книга «Прелюдия беды»
|
Но в этот раз – он проснулся. Точнее – очнулся. От боли. Он замычал и дернулся… – Тихо, тихо, тихо… Говорили по-английски. * * * Второй раз – он увидел свою спасительницу на следующий день. Полноватая негритянка средних лет, её плохо было видно. Через окна, заделанные каким-то картоном и осколками стекла сочился дневной свет, вокруг не стреляли, он лежал на каком-то топчане, и ему было жарко. И больно. – Так… Женщина с совсем не женской силой повернула его, принялась рассматривать раны. Потом – сдернула повязки, так что он замычал от боли… – Вот… так. Судя по всему, женщина была врачом. Она посыпала его рану каким-то порошком, вызывающим жжение, потом – приложила лист какого-то растения и наложила кусок чистой ткани поверх. Потом – привязала всё это. – Вот… так… теперь ложись. Сержант решил, что дальше скрывать свое знание английского бессмысленно. Если бы его хотели убить за то, что он здесь сделал – его не стали бы лечить. Возможно, от этой женщины он узнает, где он и в чьих руках… – Вы… говорите по-английски… – вытолкнул через пересохшее горло сержант. – Ого. – Дайте… попить. Вода была в старой пластиковой бутылке, теплая и противня. Но сержант пил и пил, пока его спасительница не отняла бутылку. – Все… хватит. Пока больше нельзя. – Кто вы? – Я… Алима. Меня так зовут… – Необычное… имя. Негритянка улыбнулась. – О… перед нами кавалер… гроза женских сердец. – Кавалер… – для сержанта это слово было необычным, хотя он понимал, что оно означает. – Да… Так когда-то здесь называли галантных мужчин. Я на четверть итальянка. Сержант понял, что она не врёт. Хотя кожа тёмная, но черты лица скорее европеоидные, чем негроидные. Женщине было больше тридцати, но меньше сорока. – Кто вы? – Сейчас… знахарка. – Знахарка? – это слово он не знал. – Да, знахарка. Так теперь здесь называются врачи. Когда-то у меня была целая больница. Я училась… в Советском Союзе. Советском Союзе… – Как я… сюда попал? Негритянка нахмурилась. – Я подобрала вас на улице. Вы попали в перестрелку… там убили генерала. Вы никому не были нужны, и я вас подобрала. Принесла сюда… Убили генерала… – Но зачем… – Хватит слов. Отдыхайте. И женщина ушла. * * * – У тебя есть муж? Алима пошевелилась в темноте. – Что за вопросы… – Просто интересно… Они лежали в ночной темноте, прижавшись друг к другу. Где-то на улице – уныло и жутко строчил одинокий автомат. – Был… – после нескольких минут тишины сказала Алима. – Его…убили? – Да, убили. Он был директором телерадиокомпании. Повстанцы, когда пришли сюда – расстреляли его за то, что он говорил за диктатора Барре. Он думал, что сумеет им объяснить…это была просто работа, только и всего. Но им не нужны были объяснения. Они поставили его на колени перед камерой и выстрелили в голову. Меня заставили смотреть… – Извини. – Ничего. Это сделал мой народ. А не твой. А мой сын погиб на улице, когда началась перестрелка между этими… и американцами. Я так и не знаю, от чьей пули он погиб. – Я американец, американский солдат, – неожиданно даже сам для себя сказал сержант, – из морской пехоты. – Я это поняла… – сказала Алима… – Ты не такой, как местные. И говоришь по-английски как американец. – И ты… всё равно спасла меня? – Я же не знала… – А если бы знала? Алима долго молчала. – Всё равно бы спасла, – сказала она. – Но почему? И снова молчание… – Когда американцы пришли сюда… они пришли сюда чтобы защитить нас от нас же самих. Я говорила с ними… офицер распорядился, чтобы мне давали лекарства со складов и помогли с открытием больницы. Это было до того, как ваши солдаты… попали в засаду в городе. Потом – мне пришлось скрываться… потому что меня хотели убить. Мне и сейчас приходится скрываться. – Почему? Потому что ты взяла лекарства у американцев? – Нет, потому что лечила людей. Местные считают, что нельзя лечить людей лекарствами, которые есть у белых. Те, кто приходит ко мне со своими болезнями, делают это тайно. Местные считают, что тот, кто лечит людей, идет против воли Аллаха. Если человек заболел – это в воле Аллаха, а врач нарушает его волю. – Господи… – Таков мой народ… Теперь уже молчал сержант. – Ты знаешь, что я сделал? – Мне это неважно. – И я не могу здесь оставаться. Мне нужно вернуться к себе домой. – И это мне неважно… * * * Тряпки не горели, даже щедро политые керосином. Сержанту пришлось поджигать несколько раз, прежде чем на берегу разгорелся костер. Он подбросил в него выброшенный на берег и просохший древесный хлам. В нескольких шагах от него тяжко дышал океан. Им пришлось ждать больше часа, прежде чем сержант услышал далекий едва слышный рокот. К ним приближались две почти невидимые в темноте скоростные резиновые лодки с жёстким днищем… Одна из лодок ткнулась носом в берег, с нее выскочили четверо – в чёрных гидрокостюмах с автоматическим оружием, приборами ночного видения. Вторая лодка – очевидно, со спаркой ротных или с крупнокалиберным пулеметом – осталась в кабельтове от берега, прикрывать высадку. Мощный, сфокусированный луч света высветил их на мгновение и тут же погас. – Сержант морской пехоты Бунт? – Так точно, – ответил сержант. – Кто с вами? – Дружественное население… – Сэр, три минуты, не больше. Здесь опасно оставаться. Они посмотрели друг на друга. Говорить было не о чем. – У тебя там может быть настоящая больница. Большая больница, – сказал сержант. – Знаю. Но кто будет лечить людей здесь? Сержант попытался вложить ей в руки пояс с остатками денег, она с яростью оттолкнула его. – Я же сказала – не возьму! Черт… – Эй, парни, у вас есть комплект медика? – Да, сэр, – сказал один из морпехов из «группы прямого действия». – Я санитар отряда. |