Книга Раб. Книга 2. Вкус свободы, страница 55 – Нидейла Нэльте

Бред какой-то. Вроде обещала что-то дома рассказать? Дойти бы туда не шатаясь.

Тамалия

Входим. Прислоняюсь к створке двери.

— Как ты? — спрашиваю тихо, когда вторая створка закрыта.

— Нормально, госпожа, — отвечает, ничего по лицу не определить. Прости меня, милый. Прости.

— В медкабину? — предлагаю.

— Да всё нормально уже, — отвечает. — Прошло. Раньше такой только разминка была, перед весельем.

Закусываю губу. Прохожу в гостиную. Идёт за мной.

— Госпожа Ямалита… — начинает. Смотрю на него. И снова, чёрт возьми, «госпожа»! Киваю, постукиваю по дивану. Садится рядом, решается:

— Вы обещали дома что-то объяснить?

— Антер… помнишь первое правило, что я тебе сказала?

На секунду вроде задумывается, тут же вспоминает:

— Никогда и никому ничего не рассказывать?

Киваю. Молодец.

— Я никому… — говорит.

— Вот и хорошо, — шепчу. Какое-то время молчит, потом всё же спрашивает:

— Когда вы говорите правду? Вам настолько нужно, чтобы вас считали такой же? Для чего?! Или… вы надо мной экспериментируете?

— А ты как считаешь?

Господи, экспериментирую. До чего ещё додумался? Я всё понимаю, не видя целой картины, ты не в состоянии понять моих мотивов. И конечно весь предыдущий опыт подсказывает, что новая хозяйка просто изобретает новые, более изощрённые издевательства, развлекается в меру своих потребностей и добивается каких-то неясных целей.

Прости, родной, не могу сказать тебе. Если пульт попадёт к кому чужому, ты можешь не выдержать. Не от недоверия, просто… Всегда есть способ вырвать из человека информацию. Ты и так слишком много видишь. Догадывайся сам.

— Не знаю… — тихо.

Не выдерживаю, обнимаю его, шмыгаю носом.

— Прости… — шепчу. Долго чуть слышно выдыхает, ощущаю его тёплое дыхание на своих волосах, господи, да я бы не задумываясь жизнь отдала, только бы ты больше не зависел ни от кого и ни от чего!

Проводит руками по моей спине, нежно так, прямо не по себе. По-моему, сжимаю его крепче.

Тут же отпускает.

Вдруг выстреливает воспоминание. «Простите, забыл, что к вам нельзя без разрешения…» Ты же не можешь бояться ко мне прикоснуться?! Или можешь? Я же не могу всерьёз приказывать тебе это, не могу каждый раз давать разрешение!

Господи, да что творится в твоей голове?! Могу только предполагать, представляя всё, тобой пережитое. Я бы на твоём месте тоже никому не верила.

А вдруг… тебе по-прежнему противно?

— Иди отдыхай, — говорю. — Тебе же наверняка искупаться хочется. Можешь эту одежду выкинуть.

Опускает голову. Отпускаю. Прости, родной.

Поднимаюсь к себе.

Наружные стены дома, как и крыша, сделаны превосходно, полнейшая изоляция. Зато внутри все звуки более-менее прослушиваются. Дожидаюсь, когда зашумит душ. Надеюсь, ты там надолго.

Достаю комм, иду на кухню — подальше от спальни Антера. Накручиваю себя, пока не начинаю рыдать. Набираю номер Корнеля.

— Ямалита? — удивляется. Похоже, какое-то совещание прервала, ну и фиг с ним. Я женщина, мне всё можно. Извиняется, выходит в другое помещение, уже ко мне: — Что случилось, моя прекрасная леди?

— Извините, — всхлипываю, размазываю слёзы по щекам. — Я вас оторвала, наверное…

— Да ничего, ничего, дорогая, что с тобой?

— Как неловко… извините… мне просто не к кому обратиться…

— Кто тебя обидел, скажи мне?

Реву в голос:

— Сержааант Мюрааа Тимантиииль!

— Кто-кто?

— Тимантииииииль! Мы шли после заняяятия, такое заняяятие! А она пристала, дай проверю рабааа, заставила меня отдать пууульт, я ей говорю, всё нормально, а она давай валять моего раба по асфааальту, и не отдаёт, и такие вопросы задаёт, когда наказываю, да как одеваю, да… — реву, сгущаю краски, размахиваю руками, описываю в деталях с нужными мне акцентами. Думаю, рассказала бы ему нечто такое Олинка, полисменши сразу же не стало бы на дороге.

— Что, просто так подошла? — удивляется Корнель.

— Просто таааак! — рыдаю. — Она со мной… как с простолюдинкой, будто я самааа рабыня! Какое право она имеет проверять раба аристократки «Меченооосца»?!

— Никакого, если он ничего не сделал.

— Ничегооо! Я бы не дала, у меня же пульт с собооой!

— А о чём вы говорили? — цепкий козёл.

— Не пооомню, что-то о прааавилах… Какая разницааа? Я не могу говорить с рабооом?

Чёрт, не громкий ли я спектакль устроила? Надеюсь, вода заглушит. Так стараюсь, чтобы Антер видел поменьше спектаклей, выбивающих почву у него из-под ног. Да уж, на сегодня ему вполне хватит. Но не прерывать же теперь. Нужно, чтобы Корнель впечатлился.

— Она просто тааак пристала! К аристократке!!! Совсем места своего не знааает! — рыдаю.

— Тише, тише, девочка, — Корнель сама нежность, даже руку поднял, виртуальную проекцию погладить. Всхлипываю, киваю, якобы успокоиться пытаюсь, но не получается — снова в рёв.

— У нас такоё занятие быыыло… Мы там так… кричали, и… раба наказывали, и… вспоминааали! — давлю на жалость. — Почему, почемууу постоянно ко мне ктоо-нибудь цепляяяется?

— А что, ты своего по-прежнему без ошейника водишь?

— Даааа, — плачу. — Это же не запрещенооо?

— Нет, — пожимает плечами. — Но почему? И одеваешь как вольного.

Гад наблюдательный.

— Понима-аете… — начинаю заикаться. — Мне так проще… Я представля-яю, будто он на самом деле во-ольный, и всё, что делает… делает по своему жела-анию… Или представля-яю на его месте одного и-из… — спасибо занятию! Судорожно всхлипываю, делаю движения руками, чтобы Корнель точно понял, кого я представляю. — Думаю… что это кто-то из ни-их, но у меня есть над ним влааасть… вот он вольный, а вот уже ра-аз — и… Это, наверное, так глупо звучи-ит… Но ведь я же ничего не наруша-аю? — говорю жалобно.

— Конечно, нет, девочка. Не переживай. Я всё улажу, ты сержанта Тимантиль больше не увидишь.

— Что… с ней будет? — всхлипываю. — Куда её переведут?

— От многих факторов зависит, — отвечает уклончиво. — За то, что так себя с аристократкой повела, светит увольнение. Могут и в рабство продать.

Чёрт, что-то перестаралась я, наверное. Хоть и дрянь отменная с акульим взглядом, но всё равно жалко.

— Да не на-адо… — говорю. — Пусть только ко-о мне-е больше не-е…

— Не переживай, душа моя, дальше моя забота, — успокаивает Корнель. Ну и к чёрту, нечего стервой такой быть. Молись своей судьбе, сержант Тимантиль.