Книга Раб. Книга 3. Остаться человеком, страница 65 – Нидейла Нэльте

— На Антера меняю! — тут же.

— Не, — говорю, — Антера не отдам, тебя просто жалко, ты так на него смотришь, будто от скуки умереть готова. Так что могу выручить.

— А, бери, — отвечает внезапно, — я всё равно давно уже собираюсь нового купить. Поворачивается к нему: — Раздевайся, госпожа осмотрит тебя.

— Да я уже видела, — отказываюсь. Такое впечатление, что кроме этого Олинку вообще ничего не волнует.

— Ну не раздевайся, — пожимает плечами. — Будешь слушаться госпожу Ямалиту как меня, ясно?

Раб кивает.

— Забирать будешь, или насовсем? — спрашиваю.

— Не знаю, — пожимает плечами. Тоскливо как. И это в восемнадцать лет! Пресытилась, девочка, аж через уши лезет вседозволенность?

Бросает мне пульт, стараюсь словить, чтобы не нажать. Дэн смотрит с полным безразличием. Откладываю пульт на стол, Олинка провожает недоумённым взглядом.

— А может… мне рабыню купить? — вдруг говорит, прямо глаза загораются.

— Зачем? — удивляюсь. Бедная рабыня.

— Ну… не знаю, — языком губы облизывает, уже что-то придумала. Стараюсь не вздохнуть. Психопатка чёртова.

— Иди помойся, да хорошенько, — указываю рабу на ванную. Олинка хмыкает. Собираюсь с мыслями, нужно верно разговор выстроить.

— Так думаешь, Клим соблазнить пытался? — возвращаюсь к предыдущей теме, когда дверь за рабом закрывается. — Вечно ко мне какие-то странные подруливают, — пожимаю плечами. — Он ведь ещё интересовался, не нужны ли мне сигареты. А потом одна знакомая такое предложила…

Замолкаю на полуслове, но Олинка клюнула:

— Что?

— Ой, я боюсь, — вздыхаю. — Ты всем разболтаешь, а меня потом ещё с Тарина выгонят…

— Я?! — изумляется искренне. — Слово даю!

— Знаешь… — изображаю колебания, Олинка взволнована и заинтригована до предела:

— Скажи уже!

— Боюсь, — шепчу.

— Я могила, никому! — клянётся.

— Говорит, есть такой чип, специально разработанный, который можно ввести, а потом вывести… без медиков, с пульта. Ощущения очень похожи на настоящие.

Облизывает губы, глаза горят.

— А где он?

Опускаю взгляд.

— Олинка… я пообещала молчать… А за тобой же папа следит.

— Мы же подруги!

— Конечно, — вздыхаю. — Но вдруг папа тебя заставит…

— Да я ему ничего не скажу, вот и не заставит! Ну покажи…

— Идём, — сдаюсь, поднимаюсь. Олинка так спешит, что бокал опрокидывает. Что-то невезуха у меня с посудой, хотя вроде ни о чьи головы ещё не била.

Поднимаемся в спальню, достаю из тумбочки специальную разработку конторы. С виду — обычная небольшая памка изящной формы, даже цепочка имеется. Олинка смотрит с любопытством, тянет ладонь, даю подержать. Крутит, разглядывает.

— И что с ней делать? — спрашивает.

— Вот, — раскрываю пополам, — эта часть вставляется в ухо. А эта, чтобы не потерялась… — надеваю цепочку на руку. Олинка рассматривает чип, точнее, его оболочку. Впервые вижу в глазах нерешительность и некоторый страх.

— Может, ты первая? — предлагает.

— Не, давай ты, — отнекиваюсь. Немного препираемся, но как известно, охота пуще неволи: подруженька, наконец, соглашается. Нетвёрдой рукой подносит к уху, бросает вопросительный взгляд. Киваю заговорщически, рассматриваю с любопытством.

Госпожа Альвейская решается, вставляет оболочку в ухо, хихикает:

— Щекотно!

Активирую вторую часть, вызываю виртуальное меню. Ставлю автоматическое нахождение места — оболочка начинает движение.

— Ну что? — спрашиваю, нащупывая мысленную связь с чипом. Он у нас особенный, как и Леркины головастики — полностью органический.

— Ничего, — пожимает плечами. — Дальше что?

— Ждём, пока до мозга доберётся, — отвечаю.

Олинка садится, нервно теребит шнуровку на очередном чёрном топе.

— Долго?

— Пять минут.

— А потом точно вытащится?

— Конечно!

— А говорят, их сложно устанавливать…

— Так то ж стационарные, с кучей защит, на всю жизнь, там же свои особенности. А это имитация.

— А! — кивает понимающе. Смотрю на часы, пережидаю положенное время. Олинка облизывает губы, глаза горят. Интересно, больнее, чем синяк, у тебя раны были? Ну может, хоть раз кнутом себе заехала?

Подруженька с любопытством заглядывает в меню.

— Нажимать? — спрашиваю. — Или сама?

— Давай ты… — у бедняги от волнения голос садится, вытирает ладони о покрывало, проводит по своим ногам.

Нажимаю слегка, Олинка чуть вскрикивает, смотрит большими глазами.

— Ну что? — спрашиваю шёпотом, изображаю возбуждение.

— Больно, — выдаёт.

— Ещё? — предлагаю. Кивает неуверенно. Ну, держись.

Выбираю эффект посильнее. У Олинки расширяются зрачки, через миг сползает на пол, упирается руками в кровать, начинает орать не своим голосом.

— Больно? — уточняю заинтересованно.

— Ааааа!!! Убери из меня эту дрянь! — трясёт головой, волосами, и всё это не переставая кричать. Хоть бы Дэн там не услышал. — Выключи!

— Выключила! — показываю, что убрала руки, но мысленно меняю воздействие. Работает. Похоже, из меня тут правда сделали садистку — раскаяния не испытываю, перед глазами вереницей все рабы Олинки проходят.

Нет, я, конечно, никогда не считала, что вправе других судить, но всегда старалась помочь.

— Больно! — бьёт себя по голове, тянет за ухо, губы посинели, дрожат, из глаз полились слёзы. Похоже, для начала хватит. — Убери из меня эту дрянь!

— Сейчас уберу, успокойся! Я же не знала!

— А я?! Вот тварь морская, больно же!

А ты как думала?

— Теперь знаешь. Ну что ты распереживалась, сама же хотела попробовать! Сейчас вытащим.

— Вытаскивай! Почему болит до сих пор?!

— С непривычки? Я уже давно отпустила.

Нажимаю соответствующую комбинацию, подставляю руку к её уху. Похоже, у девочки зубы слегка стучат. М-да, не хотелось бы мне пробовать.

Из уха выпадает оболочка, соединяю обе половинки.

— Теперь ты? — интересуется. Качаю головой:

— Что-то мне уже не хочется… Лучше отдам обратно. Медкабину?

— Не надо, вдруг папа увидит запись на медчипе…

— Ну ладно, — пожимаю плечами. Хотя хотелось бы проверить, как там чип устроился, мимикрировал ли, незаметен ли. — Медика? Или выпьем?